Рэй Брэдбери - Фрукты с самого дна вазы

Не произнеся ни слова, он стал скрести стену -- вверх-вниз, вперед-назад, вверх-вниз -- настолько высоко, насколько он мог дотянуться, и настолько низко, насколько он мог нагнуться.

"Смех один, Бог мой, один смех!"

Но ты должен быть уверен, подсказывал ему разум.

"Конечно, нужно быть уверенным", -- отвечал он.

Он покончил с одной стеной и...

Перешел к другой.

"Сколько там времени?"

Он посмотрел на часы на камине. Прошел час. Было пять минут второго.

Прозвенел звонок в дверь.

Эктон замер, уставившись на дверь, на замок -- на дверь, на замок.

Кто-то громко стал стучать в дверь.

Прошла целая вечность. Эктон не дышал. Оставшись без воздуха, он стал терять силы, покачнулся; в его голове тишину разорвало грохотание волн, бьющих в прибрежные скалы.

-- Эй, вы там! -- орал кто-то пьяный. -- Я же знаю, Хаксли, ты тут! Открой, черт тебя подери! Это Билли-бой, пьяный вдрызг, Хаксли, старик, пьянь беспробудная!

-- Пошел вон, -- беззвучно пробурчал потрясенный Эк-тон.

-- Хаксли, ты ведь там, я слышу твое дыхание! -- кричал пьяный голос.

-- Да, я здесь, -- шептал Эктон, каждой клеткой ощущая это, распростертое на полу, длинное, неуклюжее, остылое и молчащее. -- Да.

-- Дьявольщина! -- произнес голос, затихая вдали в ту-мане. Шаги удалялись. -- Дьявольщина...

Эктон долго стоял неподвижно, ощущая красное биение сердца в своих закрытых глазах и в голове. Когда он на-конец открыл глаза, он увидел прямо перед собой еще одну необработанную стену и снова обрел способность гово-рить.

"Дурак, -- сказал он, -- эта стена безупречна. Я не тро-гал ее. Надо спешить. Надо спешить. Время. Время. Оста-лось всего несколько часов до того, как припрутся его про-клятые дружки!"

Он отвернулся.

Боковым зрением он заметил мелкие паутинки на стене. Когда он находился спиной к ней, паучки выбрались из своих укрытий и потихоньку сплели свои едва заметные, недолговечные паутинки. Не на той стене слева, которую он уже обработал, а на трех других стенах, к которым он еще не прикасался. Всякий раз, когда он смотрел в на-правлении паучков, они прятались в сооруженной ими пау-тине, но, стоило ему отвернуться, они вылезали вновь.

"Эти стены в полном порядке, -- чуть ли не криком убеждал он себя. -- Я их не трогал!"

Он подошел к письменному столу, за которым раньше сидел Хаксли. Он открыл ящик и вынул из него то, что он искал. Небольшое увеличительное стекло, которым Хаксли пользовался иногда при чтении. С увеличительным стеклом в руке он неуверенно подошел к стене.

Отпечатки пальцев.

"Но это не мои! -- он боязливо засмеялся. -- Я их тут не оставлял! Я уверен, что не оставлял! Может, это слуга, дво-рецкий или горничная!"

Их было множество на стенке.

"Посмотри хоть на этот вот, -- сказал он. -- Длинный и конусообразный, женский, готов поспорить на что угодно".

"Правда?"

"Правда!"

"Ты уверен?"

"Да!"

"Точно?"

"Ну... да".

"Абсолютно?"

"Да, черт возьми, да!"

"И все-таки уничтожь его, почему бы нет?"

"Бог мой, да на тебе!"

"Вот и нет проклятого отпечатка, а, Эктон?"

"А вот этот, вот тут, -- усмехнулся Эктон. -- Этот оста-вил какой-то толстяк".

"Ты уверен?"

"Довольно! Покончим с этим!" -- отрубил он и стер пятно. Он снял перчатку и поднял вверх руку, дрожавшую в осле-пительном свете ламп.

"Посмотри на нее, дурень! Видишь извилины? Видишь?"

"Это ничего не доказывает!"

"Ах так!"

Разозлившись, он принялся чистить стенку сверху-вниз, вперед-назад руками в перчатках, потея, ворча, проклиная все на свете, наклоняясь, вытягиваясь во весь рост, лицо его становилось все краснее.

Он снял с себя пальто, положил его на стул.

"Два часа", -- произнес он, взглянув на часы и покончив со стенкой.

Он подошел к вазе с восковыми фруктами, вынул их и тщательно протер те, что лежали на самом дне вазы, по-ложил их обратно и протер раму картины.

Он взглянул на люстру.

Пальцы зашевелились у него на висевших по бокам ру-ках.

Он облизнул губы -- рот его так и остался открытым, -- и он смотрел на люстру, и смотрел в сторону, и снова смотрел на люстру, и смотрел на труп Хаксли, и опять на люстру, на великое множество длинных, хрустальных под-весок на ней.

Он взял стул и подтащил его под люстру, поставил одну ногу на него и убрал ее, и, смеясь, яростно отбросил стул в угол. И он выскочил из комнаты, так и оставив одну из стен не обработанной.

В гостиной он подошел к столу.

-- Хочу показать тебе мою коллекцию грегорианских ножей, Эктон, -сказал Хаксли. О, этот пренебрежитель-ный, гипнотизирующий тон!