Соркин. Теперь уж летом.
Доренко. Наоборот, зимой! Пусть полюбуется. Слепишь ему снежную бабу.
Соркин. А знаешь, он сказал, что русские женщины гораздо симпатичнее бразильских.
Доренко. Подтверждаешь?
Соркин. Дело вкуса. С бразилками как-то проще отношения.
Доренко. Хм-м, гре-хо-водник!
Соркин. Я теоретически.
Медведев. Пётр Николаевич, вот Вы везде были, а какой город Вам больше всего понравился? Верно, Рио-де-Жанейро?
Соркин. ( мечтательно ). Рио… «Сидаде маравильозо»… Нет! Не Рио! Наверное, из крупных городов мира он самый красивый. Но ей Богу, народишко бы в нём сменить не мешало! Хотя бы на каких-нибудь других бразильцев, из глубинки что ли. А местные – кариока называются – какие-то неизвестно чем избалованные, необязательные, работать никто не хочет, а как бы всё за так получить. Нет, не Рио – Севастополь! Был я там в молодости три раза, и все разы попадал на День Военно-Морского Флота – красотища! Обстановка в городе исключительно приподнятая. Морской парад в заливе, вечером салют невероятной красоты – очень впечатляет. Морячк и все при параде – во всём белом. А главное, девушки там изумительной красоты – сочные такие, загорелые, стройные… ээ-э… южного типа. Вроде Нины Заречиани… Да… Что-то не пришла она сегодня. А обещала. Столько трудов стоило номер её достать.
Доренко. Хотел, чтобы они с Костей встретились?
Соркин. Что же… Бывает же так, что люди снова сходятся. Он-то её всё ещё любит, я знаю.
Медведев. А я видел её позавчера на бензозаправке в Володарке. Поздоровались. Два года, с того самого спектакля её не видел. А как она жила-то, Пётр Николаевич?
Соркин. Откуда мне знать. Не Ирину же расспрашивать. А по телефону как-то было неудобно, тем более, она же согласилась приехать. Женя, ты у всех бываешь – что-нибудь знаешь?
В дверь заглядывает Маша.
Маша. Семён, пойдём – поможешь. Решили столы передвинуть.
Медведев. Ну вот, на самом интересном месте! Евгений Сергеевич, Вы мне потом расскажите, ладно?
Медведев уходит.
ДоренкоО Нине… Да, пожалуй, только один факт и известен. Прожила она с Пригориным семь месяцев… считая с того времени, с того злополучного спектакля, да и родила мёртвого ребёнка.
Соркин. От Кости?!
Доренко. Экий ты, Пётр… Впрочем, всё может быть… Во всяком случае сразу после этого она с ним… или он с ней… в общем, расстались они. И вернулся писатель к Ирине, о чём тебе прекрасно известно. Где и чем она занималась с тех пор – неизвестно.
Соркин( с трудом встаёт и начинает ходить по комнате ). Я прямо ошарашен – ребёнок! И надо же – умер! Я ведь не знал. Сердце мне подсказывает, что это был Костин ребёнок! Ты понимаешь, мой внук! Ну надо же! Что ж ты раньше молчал?
Доренко. А зачем, для какой пользы нужно мне было говорить? Не спрашивают – молчу, спросили – говорю, не врать же. Тем более тебе.
Соркин. Вот ведь горе-то! А как думаешь, Костя об этом знает?
Доренко. О чём?
Соркин. Ну, что это его ребёнок или нет?
Доренко. Если они не встречались, то может и не знать.
Соркин. Никак в себя не приду. Вдруг такое дело – внук умер, а я и не знал…
Доренко. Считай, пятьдесят на пятьдесят. Ты бы сел, хватит бегать. И успокойся – этот поезд давно ушёл.
Соркин( садится на диван ). Ей Богу, если бы она пришла, так бы прямо и спросил!
Доренко. Не вздумай! З А Ч Е М!? Для какой пользы?
Соркин. Ну как же…
Доренко. Давай лучше ещё расскажу. Вот о матери Нины говорят много – будто совершенно бедствует она в Италии. Итальянец её, хоть и граф, оказался гол как сокол – думал, что окрутил состоятельную даму. Теперь она водит экскурсии по Риму и подрабатывает уроками русского языка.
Соркин. Да… А симпатичная была женщина. В Нину.
Из левой двери выбегает Костя и устремляется через прихожую на крыльцо.
Костя( в основном в сторону Соркина ). Мама приехала!
Соркин( встаёт ). Ну наконец-то!
Доренко( Соркину ). Не вздумай выйти!
Доренко уходит из комнаты вслед за Костей. Со двора доносится серия коротких автомобильных гудков. Через несколько секунд из правой двери в прихожую быстро проходит в прихожую Медведев
Читать дальше