Виктор Чочиев - Сценарии, пьесы, сценарии. В трёх книгах. Книга 2

Костя. И родить меня?

Нина. Такого, как ты?

Костя. Она несчастный человек.

Нина. А у меня всё сбудется.

Костя. Она не поможет тебе. Ни капли.

Нина. На неё я не надеюсь.

Костя. Надо же. А на кого?

Нина. На себя.

Костя. Круто.

Нина. Только так.

Костя. А где моя Нина?

Нина. Скончалась. Вон ( кивает на чайку в руке Кости ), как твоя чайка.

Костя. Мне никогда… Я не полюблю другую.

Нина. Так не бывает.

Костя. Так есть.

Нина. Может быть, мы просто стали взрослыми.

Костя. Ты хочешь уйти из моей жизни.

Нина. Жаль, что мы не остались друзьями. Такого друга у меня уже никогда не будет.

Костя. Мы заболтались.

Нина. У тебя всё будет хорошо.

Костя. Без тебя?

Нина. Да.

Костя. А у тебя?

Нина. И у меня.

Костя. Я пойду.

Нина. К себе?

Костя. Я всегда у себя. Приходи. Я буду всё время ждать.

Нина. Нет.

Костя. Да.

Нина отрицательно кивает головой. Костя резко поворачивается и быстро уходит.

Оставшись одна, Нина выбирает номер телефона, звонит и через несколько секунд даёт отбой. Затем достаёт из кармана зеркальце и помаду и слегка подкрашивает губы.

Быстрыми шагами к беседке подходит Пригорин. Он подходит к Нине и берёт её за руки.

Пригорин. Ну, наконец-то! Я так волновался.

Нина. Тут был Костик.

Пригорин. Как он?

Нина. Почти в порядке. А что Ирина Николаевна?

Пригорин. Успокоилась, уезжать раздумала, легла немного позагорать у фонтана.

Нина. Вы её любите? Ведь её нельзя не любить?

Пригорин. Разве мы не перешли на «ты»?

Нина. И всё же?

Пригорин. Разве ты не чувствуешь моего отношения к тебе? И разве это совместимо с любовью к другой женщине?

Нина. Я ведь Вас… тебя совсем не знаю. Только, что Вы… ты известный драматург и писатель.

Пригорин( грустно усмехнувшись ). …Я мог бы изображать перед тобой… их обоих… раз для тебя это… важно… Но я… я увидел тебя, и понял, сейчас или никогда… с тобой или никогда. Наверное, этот разговор – самый важный в моей жизни, и он… то, что я сейчас скажу, удивит тебя. Но прошу, выслушай, не перебивая. Это будет как на духу, как исповедь… Ужасно скачут и путаются мысли… Нина, я как увидел тебя, понял – это она… которую я искал всю жизнь. Я почувствовал… словно перст Божий подтолкнул к тебе мою душу. Я уверен – я люблю тебя, Нина. И как раз поэтому я хочу понравиться тебе таким, какой я есть на самом деле – настоящим, а не афишным Пригориным. Морочить тебе голову, чтобы потом ты во мне разочаровалась – нет, только не это!

Нина. Этого никогда не случится!

Пригорин. …Присядем…

Пригорин и Нина садятся на скамью.

Пригорин. Надо, чтобы ты знала обо мне всё, абсолютно, только правду… Никак не приходят верные слова… Нина, я хочу начать новую жизнь. «Известный драматург и писатель»… «Известный» – пожалуй, в какой-то мере.. А драматургом и писателем я себя уже давно не считаю. Пьес я больше вообще не пишу. Это занятие вообще – сплошное разочарование. У литераторов средних способностей, вроде меня, лишь немногие пьесы принимаются театрами. Критерии отбора мутны и расплывчаты… Нет, пьес я не пишу. Да и жить на это невозможно. То же и сценарии. Кинорежиссёр – он ведь тоже человек, поставит сценарий, написанный женой, отцом, другом или, на худой конец, напишет его сам – и ничего, хоть и не Бог, об горшки не обожжётся. А я… я не до такой степени свой в киномире, чтобы быть в нём успешным. Единственный фильм за пятнадцать лет… Быть писателем в обычном смысле… писать роман – это и несовременно, и непрактично, и… по-настоящему трудно… Впрочем, пишу… уже лет пять, и конца не видно. И опять-таки, на романах не проживёшь… А писать макулатуру, опускаться до уровня «мастериц»… морально способных настрочить два-три десятка страниц «в смену» – это мне просто омерзительно. И вот этот злополучный соавтор трёх неярких спектаклей, серенького фильма и незаконченного романа сидит, Нина рядом, с тобой… Такой вот драматург и писатель… И однако же, да – «известный»… Писать юмор я начал случайно, я и не думал, что могу. Да по мне и не скажешь, что остроумный и весёлый человек, ведь так? Впрочем, до Иванецкого мне как до Луны… Монологи, скетчи, интермедии… Для кого, Нина, только не писал… Но всё это тоже чёрный и чёрствый хлеб… Зритель тебя не знает, всё исполнителю… И вот оно, моё «счастье» – однажды предложили мне выступить в концерте самому… История типа «солистка заболела»… Вышел – вышел на мёртвых ногах, читал по бумажке, ушёл со сцены в беспамятстве, но под аплодисменты. Всё, говорят, так и держи образ – изображай обаятельного дуролома. И пошл о … И вот уже и телевидение и кое-какая известность. Когда выходишь, представляют как писателя… Ужас… И уже работать необязательно. То в одном жюри, то в другом… Плохонько поют – сижу, кривенько пляшут – сижу, песенки угадывают – сижу. И ведь не понимают люди, что знать всю эту попсу – это же просто стыдно! Но я-то ведь понимаю – и всё равно сижу! Нина, я уже на пределе – ведь нельзя же так жить!