Константин Образцов - Единая теория всего. Том 1. Горизонт событий

– Дым, – произнес Адамов.

Я с трудом отвел взгляд от окна.

– Что?

– Я говорю – дым от торфяников. Запах чувствуете?

Действительно, в воздухе чуть слышно ощущался легкий дымный аромат.

– Честно говоря, я думал, это титан топят, – признался я.

– Помилуйте! – воскликнул Адамов. – Это у вас какие-то совсем уж давние воспоминания, никто сейчас колобашками печку не топит и огнем воду не греет. Нет, это торфяники. Лето жаркое было, вот они и горят. Такое и в Ленинграде тоже случалось.

– Да, припоминаю, – я действительно вспомнил. – В 2000-м было.

Он кивнул.

– И еще раньше. В 1984-м были самые сильные торфяные пожары, дым стоял больше месяца.

Сказал – и взглянул на меня каким-то странно оценивающим взглядом, словно проверял что-то. Если это была проверка памяти, то она явно кого-то из нас подводила.

– Не помню, – честно признался я. – Чтобы целый месяц, сильный дым… Не припоминаю. Вы уверены?

Адамов прищурился и чуть усмехнулся.

– А вам, простите, в 1984-м сколько лет было?

– Двенадцать, – ответил я с некоторым вызовом. – А что?

– Совсем еще юноша, – снисходительно сказал он. – А тогда и вовсе были ребенком. Другие интересы, совсем иные объекты внимания. Дым-то был, а вы его не заметили.

И снова у меня возникло странное чувство, что он то ли испытывает, то ли поддразнивает меня – так порой делают взрослые, запутывающие ребенка головоломкой, на которую знают ответ.

– Ну уж нет, – я уперся. – У меня прекрасная память. Я помню себя и в шесть лет, и в пять, и еще раньше. Помню старую квартиру и девочку во дворе, которая мне очень нравилась; помню «Пещеру ужасов» в Луна-парке, куда ходили с родителями; помню, как в десять лет написал фантастический роман – четыре школьные тетрадки в линейку! – и главную злодейку там звали Ифа Стелла…

– А вы уверены, что это именно воспоминания?

Он откинулся на спинку сидения и прищурившись смотрел на меня. Мне следовало удивиться, и я удивился.

– Что вы имеете в виду?

– Девочка во дворе. Есть ее фотографии?

Я покачал головой.

– Нет.

– Когда Вы видели ее в последний раз?

– Ну… в шесть лет, перед тем, как мы с родителями переехали.

– Кто-то еще из ваших родственников или знакомых помнит ее?

– Вряд ли. Не уверен. Нет.

– Тогда откуда вы знаете, что она вообще существовала? Продолжим. Этот роман, написанный в десять лет, сохранился?

– Увы.

– Кому-нибудь давали прочесть?

– Нет, никому.

– Значит, и в его существовании тоже можно усомниться.

Я молчал. Адамов подержал немного паузу и продолжил.

– Я довольно много читаю в последние годы, преимущественно научную литературу – в меру своих возможностей понимания, конечно. И про парадокс памяти тоже прочел немало. Субъективная память почти такая же абстракция, как и вера. Есть что-то, что помним только мы: не сохранилось записей, нет и не было фотографий, люди потерялись где-то среди годов жизни или вовсе ушли из нее. Остается только наша уверенность в том, что эти воспоминания соответствуют некой действительности прошлого времени, что события происходили, знакомые существовали, но никаких оснований для этой уверенности нет. Что мы имеем в виду, когда говорим: я помню? Во что превращается воспоминание через десятки лет? И воспоминание это, или лишь сон, зацепившийся за сознание, или вовсе история, которую мы придумали себе когда-то и за долгие годы поверили в ее реальность?

Из мрака с внезапным ревом вырвался встречный состав, взвыл гудком, сверкнул стремительно пролетевшей мимо лентой освещенных окон и через секунду пропал в темноте. Я вздрогнул, будто проснувшись.

– Предположим. Но все-таки дым от торфяного пожара явление более заметное и осязаемое, чем детские воспоминания. В конце концов, это точно можно проверить: остались же какие-то сводки, упоминания, свидетельства, в конце концов.

Адамов кивнул.

– Может, так. А может, и нет. Иногда может оказаться и так, что того, о чем твердо помнишь, событий, в которых участвовали десятки человек, а косвенно – сотни и тысячи, вдруг как и не было вовсе. И ты единственный – или почти единственный, – кто все помнит. Да и то не уверен. Слышали что-нибудь про двойные воспоминания?

– Да, читал у Эйсмарха и Лепешинского. Только у Эйсмарха это философская категория, а у Лепешинского, извините, симптом из патологической психологии. Но чтобы такое явление касалось масштабных событий… Может быть, приведете пример?