Валерий Вотрин - Покой Вальхаллы

Курганы были огромными, остроконечными, похожими на брошенные и давно вросшие в землю шлемы древних витязей-великанов. Внезапно на вершине одного из них Блейк заметил огонь, а вокруг - толпу веселящихся существ. Они были похожи на больших сурков.

- Тризна, - пояснил водитель. - У них не

принято печалиться. Мне бы туда, - добавил он с внезапной завистью. Поле курганов кончилось неожиданно, сменившись суровым горным ландшафтом. Аэро начал крутой подъем. Белое небо Вальхаллы внезапно приблизилось и потемнело.

Водитель вдруг хохотнул.

- Любят суровую обстановку... Вот дурни! Смотрите, даже молнии есть!

И впрямь, снаружи подул сильный ветер, влетел в окна. Запахло озоном, и засверкали белыми извилистыми нитями молнии.

- Кто это любит? - спросил Блейк.

- Да кайхане. Специально заказали такую погоду, чтобы постоянно стояла над горами. Суровые существа... Да вот, кстати, и они!

Впереди на дороге показалась длинная темная процессия. Аэро приблизился к ней, пристроившись в хвосте. Блейк взглянул на кайхан. Долговязые фигуры, задрапированные в черные плащи, с привешенными сбоку мечами медленно шли, неся длинный, окованный серебром гроб-колоду. Их желтые ястребиный лица с суровыми резкими чертами были мрачны. Они негромко тянули погребальную песнь, висевшую в воздухе стонущим пологом.

Блейк хорошо знал обычаи Кайха. На плащах кайхан он увидел белый щит клана Койссор. Он посмотрел вверх. Траурная процессия поднималась по извилистой тропинке к узкой пещере, выбитой в недрах нависающей над дорогой скалы. Длинные плащи колыхались в такт шагам, негромкая песня с повторяющимся заунывным припевом "А-а! Ха-а!" ранила душу, а воины Кайха возносили гроб все выше и выше, к темным небесам, откуда взирала на них отлетевшая душа умершего.

Проезжая мимо, Блейк поднес руку к глазам в жесте соболезнования. Несколько воинов с лязгом выдернули мечи из ножен, и громкий крик скорбной благодарности, принятой родовыми традициями планеты Кайх, разнесся по горам:

- У-ухах!

- Вы знаете их? - спросил удивленный водитель.

Блейк промолчал.

Дорога пошла вниз, и небо прояснилось. Вскоре оно стало уже тем привычным белесым куполом без солнца, который так равнодушно встретил Блейка по прибытии его на Вальхаллу. Внезапно аэро встал.

- Ваша карта, сэр, - сказал водитель. - Северо-западная карта склепов.

Перед Блейком возвышались старинные бронзовые ворота, потемневшие от прошедших веков. Их узор, составленный из множества сходящихся в одно место крученных, изогнутых завитков, притягивал той хрупкой красотой, какая встречается только в творениях старых мастеров. Сбоку была чуть приоткрытая калитка, как будто приглашающая войти. Выглянуло вдруг неяркое, теплое солнце, согревающее, какое-то очень уютное, осветило бронзу ворот, и та заиграла благородными переливами старого металла.

Блейк вошел, и его сразу же обдало ароматами умирающего сада. Пряный, чуть горьковатый запах померанцев смешивался с приторным, пьянящим ароматов магнолии. По ветхим (или только кажущимся такими) стенам склепов ползли сочные темно-зеленые листья плюща. Земля - дорожка, сотворенная невесть из чего, заваленная прелыми листьями и присыпанная розоватым песком, - пружинила под ногами. В некоторых местах между горбами склепов устремлялись вверх темные свечи кипарисов.

Блейк медленно двинулся по дорожке. Она, петляя, уходила вперед и терялась за поворотом. Запахи увядающей осени наполнили Блейка светлой грустью. Здесь были похоронены только земляне, и, быть может, кого-то из них он знал.

Тусклая плита на стенке одного из склепов - массивного, угрюмого, чем-то похожего на погреб, вросший в землю, привлекла его внимание:

О путник, седину твою

Как благость ныне признаю.

Ты телом бодр и млад душой,

Но ляжешь вскорости со мной.

Блейк улыбнулся. Погребальный юмор давно ушедшего человека, как будто знавшего, что он стоит возле его последнего пристанища, ему понравился. Он взглянул на надпись над входом в склеп. "Семья Конуэй", - гласила надпись витиеватыми буквами. Блейк двинулся дальше.

Здесь были разные склепы: и похожие на готические соборы в миниатюре, темные, с узкими стрельчатыми окнами, многочисленными башнями и шпилями, микроскопическими фигурками святых в нишах и над порталом; и простые серые кубы без украшений, погруженные в вечную землю, готовую принять все - и камень, и бренную плоть; и китайские пагоды с приподнятыми уголками крыш, блестящей черепицей, забавными оконцами, сквозь которые желающий мог бы заглянуть внутрь. Блейк медленно шел и шел мимо, вчитываясь в эпитафии. Они тоже были разные: простые, немногословные, и сложные, поражающие тяжелым, косноязыким велелепием; эпитафии в стихах и эпитафии в прозе; философские эпитафии и эпитафии, отражающие образ жизни давно умерших людей, бездумный живи как живешь. Блейк проходил и видел их все.