Татьяна Хмельницкая - Идеологема

– Поторапливайся, Таня.

– Сейчас.

Окинув взглядом зал, я отпила из бутыли и пригляделась к видеокамере, которая направила свой красный глазок на меня. Живя в казармах, привыкаешь к постоянной слежке. Она прописана в регламенте службы и считалась делом обыкновенным. Впрочем, камеры на Абсолюте везде, на всех девяти кольцах станции.

– Пошли в оружейную. Мне кое—что показать тебе надо.

Я сверлила взглядом широкую спину капитана, пока шли по коридору в сторону оружейного склада. По дороге встретились двое ребят из моего отряда. Кивнула им и отвела взор. Не могла пересилить себя и смотреть им в лицо. Стыдно. Перед ними, перед собой, перед Абсолютом. Нет желания провоцировать их на иллюзию поддержки. Что—то типа: «Ты все испортила, но не сдалась и сделала, как надо».

Только один человек не скрывал, что считал события в рейде, который я координировала, тактическим провалом – Вадим Панин. Он своими кривыми ухмылками на гладко выбритом лице и молчанием после возвращения ребят на Абсолют заставил меня осознать: я не справилась.

Вадим Янович Панин…

Раньше я думала, у меня был друг – как минимум, и как максимум – возлюбленный. Жаль, осознала, что Панин не друг и не враг, слишком поздно. Моя первая непоправимая ошибка за долгие годы учебы в военном училище и первый опыт в понимании ответственности за других людей. Ориентиры должны быть, и плохо, когда человек сбивается с курса. Я отошла в сторону, совершив подмену понятий.

Однажды я подпустила Вадима слишком близко, позволила ему навязать мне его точку зрения, увидеть обстоятельство дел его глазами. Мощные доводы возлюбленного, замешанные на моих идеалистических представлениях об истинности чувств, подтолкнули меня к предательству. А всего—то и надо было, что замешкаться на несколько секунд, когда в итоговом зачетном рейде внутри интерактивного поля сражались две десятки бойцов. Одну из них вел Вадим, другую – я.

Инструкции…

Великая вещь, придуманная людьми. Я сделала все согласно инструкциям, но звено проиграло. В тот день я позволила рисковать Панину, ведь накануне он просил меня придержать звено, потянуть время.

На общем зачете команды провал не сказался, мы все равно одержали победу, но для меня осознание собственного поступка стало контрастным душем. Ведь что интересно: я и тогда не преступила инструкции. Я умышленно испортила ситуацию, чтобы помочь Панину, а потом вытянула ее в последний момент. Что занятно, мне даже в характеристике для представления комиссии на устном экзамене написали: «Точно исполняла протокол».

Вот ведь нелепость! А еще говорят: жизнь движется вперед…

Глупости! Она циклична и бесполезна! Сейчас я это осознаю как никогда.

Роман с Паниным закончился в момент моего признания перед самой собой совершенного предательства. Я превратила нелепое чувство, которое называла «любовью» в готовность поквитаться в любом месте и в любое время.

Откровенно: роман, случившийся между нами, назвать симпатией крайне трудно. С моей стороны это был побег от пережитого горя. Мы и сошлись с Вадимом случайно на почве дискуссии на одной из лекций. До этого я будто жила в другом измерении и не подозревала о существовании курсанта по фамилии Панин.

И вот ведь свела нелегкая! Смешно…

Мы так много говорили с Вадимом, обсуждали разные ситуации от житейских до общечеловеческих, что я втянулась в этот процесс, получила устойчивую зависимость от общения.

В наших беседах он разрывал любые мои аргументы в клочки, а мне претила позиция быть побежденной. Я нашла стимул двигаться дальше, что—то познавать. Вакуум вокруг меня рассеивался, я обретала почву под ногами, выстеленную знаниями. Снова почувствовала вкус к жизни. Мой поступок – вознаграждение за иллюзию, подаренную Паниным. Я так хотела ему помочь, что сочла за разумность заплатить эмоциями других людей.

Вадим принял жертву, не побрезговал…

Урок на всю жизнь, и я им дорожу, будто ювелир—коллекционер редким украшением. У меня теперь есть своеобразный маркер, отмечающий раковые клетки, называемые безответственностью.

Илья Александрович приложил цилиндрической формы электронный ключ к считывателю на двери, и она мягко отъехала в сторону. Внутри находились двое. Правду говорят: «Помянешь нежить, она и появится», – так и с Паниным. Именно он первым обернулся и хмыкнул, встретившись со мной взглядом.

Он высокий, широкоплечий, атлетического телосложения. Русый ежик волос, на скуле кровоподтек. С большим удовольствием добавила бы еще один, впечатав кулак в его физиономию.