Виктор Ананишнов - Ходоки во времени. Освоение времени. Книга 1

Иван опять вернулся к прежней мысли. У него создавалось впечатление: один шутник придумал, а другие, безвольные и ленивые, на всё махнув рукой, приняли шутку без критики. По-видимому так оно и было, ибо пустые потухшие глаза многих ходоков нагнетали обстановку отчаянности. И при достаточно продолжительном взгляде на них у Ивана внезапно, пугающе стремительно, стало нарастать несвойственное ему чувство тревоги и какого-то отчетливо подступающего несчастья.

– Ну и народ, – одними губами сказал он Симону.

Симон даже не взглянул в его сторону, и он не столько услышал, сколько понял его ответ:

– Помолчи!

«Молчу… – про себя отозвался Иван. – Как все жду у моря погоды… второго пришествия… когда рак на горе свистнет… морковкиных загодей, как говаривала когда-то его бабушка… Чего ждать, если здесь что-то затевается?»

Грея холодный камень, на котором сидел, Иван молчал и с отчаянной тоской наблюдал за происходящим. Хуже нелюбимых лекций в вузе! Или наставлений начальства. Когда торчишь в аудитории или на собрании неведомо зачем, но присутствие твоё обязательно. Сидишь, а мысли твои витают неизвестно где. Лишь бы отвлечься от обыденности и не слышать голоса преподавателя или начальника, толкущих истину. Она интересует только их, но непонятно зачем она нужна студенту, тем более специалисту. Вспоминая те давние лекции с томительными часами ничегонеделания, Иван как-то незаметно для себя, безо всякого, правда, умысла, стал думать о собственной исключительности. Вон их, ходоков во времени, сколько, а КЕРГИШЕТ – один!

А кто? Он!! Иван Толкачёв!!!

Не известно, к чему привели бы его эти мысли, скорее всего – ни к чему, но они были прерваны на самом интересном месте, когда он уже стал подумывать, а не выкинуть ли какую такую … э-э… штучку, дабы потрясти их и расшевелить сонное царство.

Всего в двух шагах от него проявился ходок с престранной фигурой, похожей на пивную бочку. Громадная приплюснутая голова его под вязаной шапочкой-блином довершала отчётливость образа – пивная бочка или Пэбэ, как когда-то в школе, где учился Иван, называли Тольку Шастова за его чрезмерную полноту. Казалось, появившийся в реальном мире Пэбэ не сможет оторвать свои маленькие короткие ручки, карикатурно прижатые к весьма объёмистому животу, и долго не удержится на кривых ножках.

Но, как оказалось чуть позже, подвижен он был весьма и весьма.

Его появление вызвало некоторое вялое движение ходоков – они все посмотрели на него, у иных в глазах загорелась искра мысли. Пэбэ взмахнул ручками как шмелиными крылышками, забегал, гремя камешками, засуетился, открыл необыкновенно большой рот и быстро заговорил:

– Все в сборе!.. Достаточно и того, что собралось… Прекрасно!.. Надо решить неотложные и в высшей степени серьёзные дела… Вы о них знаете!.. Мы не можем пройти мимо тех странных, преступных, – он задохнулся от возмущения. – Да, да, преступных случаев, которые участились на дороге времени. И не по вине каких-нибудь перлей или тарсенов…

Стоило ему проговорить первые слова, как Ивана, и без того уже охваченного ощущением приближающегося несчастья, затопило предчувствие глупо банального продолжения нынешнего заседания ходоков. Словно он всё уже знал заранее, или о чём-то похожем читал, или уже предполагал такой исход раньше. Но вернее всего, опыт Афганистана подсказывал ему – берегись! Да, местные горы величественно и мирно вздымаются в высь, отсутствующие здесь заросли кустов не шелохнутся, но в любое мгновение всё вокруг может ожить и захлебнуться в автоматных очередях и взрывах гранат.

Сколько раз он переживал такое!..

Озябнув от мрачных мыслей, он с насторожённостью стал посматривать в сторону оживлённой группы молодых ходоков. От них холодной волной исходила опасность.

– Они вооружены? – отрывисто спросил он Симона.

Симон посмотрел на него долгим взглядом, оценивая вопрос, затем с сомнением пожал плечами:

– Не думаю… Не уверен. У нас, вообще-то, это не принято.

– … и вы!.. только вы виноваты в этом! – выкрикнул Пэбэ и театрально показал детской ручкой в сторону молодёжной группы. – Особенно ты, ренк Джозеф Радич! Я обвиняю тебя и требую сатисфакции! А твоим сообщникам я…

В следующее мгновение случилось так, как Иван и предполагал: глупо, банально, нечестно. Предвидел, пожалуй, не только он, так как, то тут, то там из поля зрения стали исчезать ходоки. Вот был человек – и нет его. Камень, на котором он только что сидел, хранил ещё тепло его тела, а сам он неведомо где уже шёл по дороге времени: в неведомом пространстве и в неведомом времени.