Этьен Экзольт - Пепел чудес

– Нам придется провести поиски. – Шендар с наслаждением отпил травяного настоя, но Альмигор был уверен, что сделал он это лишь в качестве благодарности за гостеприимство. – Собери тех, кому можно доверять. И нам понадобятся карты.

3.

– Они называют это место оазисом, – солдат обвел рукой в черной перчатке изображение, на котором не было ничего, кроме обесцвеченного тысячелетним зноем песка и разорванного в нескольких местах неровного кольца темных скал.– Возможно, когда— то здесь действительно были вода и растительность, но у нас нет таких сведений. Скорее всего, название дано в насмешку.

Гинруман всматривался в представшее перед его глазами, подрагивающее над столом объемное изображение, мозаику из разноцветных дрожащих песчинок, совмещенную с плоскими картами и цифрами, обозначавшими температуру воздуха, влажность, напряженность магнитного и святого полей и все прочее, способное повлиять на проведение операции.

– Сомневаюсь. – покачав головой, гатриан опустился в покачнувшийся под ним походный стул, улыбнулся, схватившись рукой за его тонкие ножки, полагая, что было бы неуместно упасть с него в присутствии подчиненных.– Эти выродки редко когда именуют что— либо без смысла. Разумно предполагать наличие пещер или подземных пустот.

– Воздушная разведка ничего не обнаружила. —золотистое бельмо на правом глазу солдата выдавало наличие в его прошлом столкновения с чудесами. – В архиве также не содержится никаких упоминаний кроме того, что еще двести лет назад это место служило стоянкой на одном из торговых путей.

Гинруман ткнул в то место стола, где располагался переключающий режим рисунок и немедля белые, желтые и красные песчинки воспарили из своих расположенных по краям хранилищ, соединяясь с уже трепетавшими в воздухе собратьями.

Нагретый злонравный песок, раскалившийся от презрения к живому камень и ничего более в этом странном образовании посреди забывчивой пустыни, поднявшемся из певучих песков подобно тому, как вздымаются из морей острова. За многие годы охоты на богомольцев, Гинруман побывал в многих удивительных землях, обезображенных волей Создателя и последствиями деяний его и склонен был теперь в любом явлении, не поддававшемся объяснению простому и быстрому, подозревать влияние сил запредельных и неистовых.

В прохладной этой палатке он был единственным из несущих в себе небесную кровь воителей и это расстраивало его. Чувствуя нужду в совете, он едва ли мог довериться, проявить неуверенность свою перед людьми, взиравшими на него с испуганным почтением, почитавшими его самого за существо сверхъестественное и непостижимое.

Вызвав предыдущее изображение, он произвел несколько смерчей в разноцветной пыли над столом, пока она менялась, восстанавливая запомнившееся ей. Две ночи назад пролетавший над пустыней ульнаран отклонился от обычного своего курса, почувствовал вспышку святого излучения и, вернувшись, испражнился изображениями, согласно которым в кольце скал того одряхлевшего оазиса находилось одновременно не менее двух сотен человек с различными верховыми, транспортными и боевыми животными и машинами. Запрос командования пустынных стражей обрел ответ в виде требования к находящимся возле оазиса гатрианам немедленно прибыть на место. Гинруман оказался ближе всех. Еще двое его братьев должны были прибыть через три дня, но командир стражей был уверен, что к тому времени богомольцы покинут оазис и разойдутся по пустыне, где у него не хватит войска выследить и преследовать их или скроются в подземных тоннелях, продолжавшихся, как верили многие, на бесчисленные километры и готовых в течение многих месяцев скрывать прячущихся. Напряжение святого поля постоянно менялось, настораживая гатриана. Немного увеличиваясь к полудню, оно затем спадало, снова возрастало поздним вечером и почти исчезало около полуночи, являя собой незнакомый ему цикл.

Гинруман скрестил руки, сожалея об ограниченности своего арсенала. Будь в его распоряжении отравляющие газы или боевые насекомые, он с легкостью расправился бы с богомольцами даже не приближаясь к ним, лишь выслав несколько обученных ульнаров с соответствующим снаряжением. Когда сообщение было принято им, он направлялся в гатрианский бастион для восполнения и отдыха. Его стая понесла потери, у него оставалось уже мало боеприпасов, да и самому ему требовалось восстановление после двенадцати недель неустанной охоты. В командирской палатке, тяжело вздыхавшей, справляясь с обездвиживающей жарой и теплом от собравшихся в ней мужчин, перед ним предстало не меньше десятка молчаливых офицеров. Молчаливые мужчины в пустынном одеянии неясного, желтовато— белого цвета глубокими темными морщинами терзали загорелые лица. Чуть более светлой была кожа возле их глаз, где она чаще всего прикрыта была солнцезащитными очками. Короткие их волосы, спутавшиеся, слипшиеся от пота и крови, присыпанные песком и грязью, одинаковый имели пыльный оттенок, снаряжение их ко множеству принадлежало моделей, включая и разработанные не одну сотню лет назад, но за время то приобретшие признание механизмов надежных и неприхотливых. Один из командиров, отличавшийся редкой рыжеватой бородой, задумчиво рассматривал изображение оазиса, неторопливо подкармливая свое оружие, согнувшееся над его плечом так, чтобы хозяину было удобно швырять один за другим куски отламываемого его мозолистыми грязными пальцами желтоватого корма в синезубую пасть. Сфинктер твари изгибался, подрагивая, над двумя фасеточными глазами, способными, вероятнее всего, видеть в темноте и от взгляда на нее Гинруман ощущал раздражающую дрожь, намекавшую на мерзостное происхождение того создания. Наслаждаясь прохладой палатки, воины все же готовы были в любое мгновение покинуть ее, вернуться в палящую ненависть пустыни, как только гатриан прикажет им то и взирали на него с терпеливым почтением несколько насмешливого свойства, словно были уверены в превосходстве над ним уже благодаря людской сути своей, не имеющей примеси чужеродной крови, избежавшей изменений, пребывающей вне доступа к технологиям и возможностям армиолов.