Вадим Тарасенко - Любимец Бога (дилогия)

И тотчас же задник сцены, оказавшийся экраном огромного проекционного телевизора, осветился. На нем замелькали страшные кадры, снятые в лечебнице для больных синдромом внезапного слабоумия. Бессмысленные глаза и улыбки, омерзительные кривляния, текущая изо рта слюна и страшные, лишенные всякой мысли, выкрики – мощная электроника показывала бесстрастно, крупно, передавая мельчайшие оттенки цвета.

Иван Антонович, наконец, узнал молодого человека – это был одноклассник его сына, Сергей.

«О, Господи! Зачем же такое показывать. Это же бесстыдно – делать из людского страдания шоу».

А из телевизора между тем неслось:

– Братья и сестры! Давайте поможем всем заблудшим, не понимающим какой это грех – стремиться получить вторую жизнь не от Бога, а от кесаря. Пусть наши власти управляют земными делами, а не божьими. А там, где должен быть только промысел Божий, они смиренно и благоговейно склонят свои головы. Давайте выберем тех людей, которые не побоятся запретить бездушной машине решать за Бога кому давать вторую жизнь. Перед Богом все равны.

Экран заполнился ярким солнечным светом, и тут же мощно, торжественно зазвучала музыка.

«Бах, – отметил про себя Иван Антонович, – Первый концерт».

И тут во весь экран вспыхнула надпись: «Жизнь только от Бога». Казалось, величавые аккорды наполнили собой всё пространство зала…

«Сумасшествие какое-то. А если человек отдал жизнь во благо других людей? Он что, не заслужил второй жизни… как мой сын…, – он со злостью выключил телевизор. – Тоже мне, очередные толкователи воли Божьей. Их предшественники во имя этой самой воли людей заживо сжигали, а эти не хотят, чтобы достойным людям вторую жизнь давали. Инквизиторы новоявленные, мать их!»

Объединенная Русь. Украина. Киев. 5 мая 2190 года. Среда. 18.40 по местному времени.

Большая черная машина мягко вкатилась во двор дома и замерла около одного из подъездов. Три двери машины распахнулись одновременно и также одновременно из салона выскочили трое молодых людей. Они напоминали машину, в которой приехали – такие же большие, в одинаковых черных костюмах и такие же хищные. Один из них сразу вошел в подъезд.

Светлана Николаевна Доброва в который раз наблюдала эту картину из окна квартиры сына и в который раз испытала чувство какого-то внутреннего неудовольствия.

«Христос ходил среди людей в окружении своих апостолов, ничего не боясь, а тут … ну не считать же этих мордоворотов за апостолов», – с высоты третьего этажа хорошо были видны мощные затылки и короткие толстые шеи парней, охранявших ее сына.

А вот и он сам – высокий светловолосый человек вышел из машины, едва только его охранник выглянул из подъезда и махнул рукой: «Всё чисто!». В окружении охраны, чуть сутулясь, ее сын вошел в подъезд.

«А волосы уже не вьются кудрями, и сутулиться стал, – мать отстраненно наблюдала за сыном. – Как будто прячется от кого-то, старается быть незаметным. И в подъезд не вошел, а юркнул как-то».

Щелкнул замок входной двери. Светлана Николаевна встала со стула и отвернулась от окна Она знала что, в коридор первым войдет не сын.

– А вот мы снова, Светлана Николаевна, – перед ней стоял один из охранников с застывшей улыбкой. – Всё в порядке? – взгляд мужчины, мгновенно обежав всё вокруг, цепко впился ей в лицо.

– Да, спасибо, – заученно ответила женщина.

Когда она приехала к сыну, ее целый день такие же ребята учили, что нужно говорить в тех или иных случаях. Вот и сейчас, на вопрос: «Всё в порядке?» нужно отвечать: «Да, спасибо». Если бы в квартире находился кто-то посторонний, она должна была бы ответить: «Да, спасибо. Никто не тревожил».

Поначалу такая игра в шпионов забавляла ее. Но очень скоро начала раздражать. «Да что это такое? Будто живем среди каких-то нелюдей, которые только и думают, как нас извести».

– Возвращаем вашего Сереженьку в целости и сохранности, – голос охранника вернул Светлану Николаевну к действительности.

– А… да, да, спасибо.

Улыбка тут же исчезла с его лица:

– Чисто. Можно заходить, – проговорил он, чуть повернув голову к лацкану пиджака.

– Еще раз здравствуй, мама, – сын, всё так же сутулясь, быстро подошел к ней и поцеловал в щеку. – Голова уже не болит?

– Нет, спасибо, сынок, не болит. Я выпила таблетку. Поешь? Я тут, пока ты выступал, твоего любимого борща сготовила. С пампушками.

– Потом, мама, потом. Я на пару минут, только переодеться.

– Вечно у тебя дела. Только ночью дома и бываешь. Даже не вспомнил, что сегодня годовщина смерти отца.