Рэй Брэдбери - Странница

- Как... - тяжело, словно огромный валун на оси, он повернулся к ней. Его ручищи поднялись, будто готовые схватить что-то. - Если бы я только подумал...

Мать продолжала говорить - с непривычным для нее бесстрастием:

- Не сомневайся, она не во мне, здесь. Да если бы и была, тебе бы и не догадаться. - В ее глазах чуть заметно блеснуло злорадство. Высокая, грациозная, она стояла и без страха сверху вниз глядела на него. - Теперь- то ты наконец можешь растолковать, чего тебе надо от нее.

Казалось, он прислушивался к отдаленному благовесту. Он сердито потряс головой, чтобы в ней прояснилось. Потом протянул:

- Что-то... внутри меня, - он запнулся, склонился над холодным спящим телом, - Сеси! Вернись, слышишь! Ты же можешь вернуться, если захочешь!

В высоких ивах за тонувшими в солнце окнами потянуло ветерком. Кровать заскрипела от его переместившегося веса. Еще раз ударил отдаленный колокол, и он прислушался к нему, но Мать ничего не слышала. Только он слышал эти далекие-далекие, навевающие полуденную сонливость летние звуки. Рот его чуть приоткрылся.

- Она должна сделать для меня одну вещь. Последний месяц у меня что-то неладно с головой. Появились чудные мысли. Я уже было сел на поезд в большой город посоветоваться с психиатром, только ой мне не поможет. Я знаю, что Сеси может вселиться в мою голову и избавить меня от страхов. Она их может высосать, как пылесос, стоит ей только захотеть. Она единственная, кто в состоянии вычистить из моей головы всю грязь и паутину и снова сделать меня новеньким. Вот зачем она мне, пойми ты, - сказал он сдавленным выжидательным голосом. Он облизал губы. - Она просто обязана помочь мне!

- После всего, что ты сделал Семейству? - заметила Мать.

- Ничего такого я Семейству не сделал!

- Говорят, - сказала Мать, - что в трудные времена, когда у тебя было туго с деньгами, ты получал по сотне долларов за каждого из Семейства, выданного властям, чтобы ему проткнули сердце кедровой палочкой.

- Это несправедливо! - закричал он, вздрогнув, как человек, получивший удар в живот. - Этого не докажешь. Ты все врешь!

- Все равно я убеждена. Сеси не пожелает помогать тебе. Этого не захочет Семейство

- Семейство, Семейство, - он затопал ногами, как огромный невоспитанный ребенок. - К черту Семейство! Почему я должен из-за него сойти с ума? Мне нужна помощь, черт побери, и я ее получу!

Мать смотрела ему в лицо, ее лицо окаменело, руки она скрестила на груди.

Он сбавил тон, посматривая на нее взглядом застенчивого злодея и избегая ее глаз.

- Послушайте меня, миссис Эллиот, - сказал он. - И ты тоже, Сеси, - обратился он к спящей. - Если ты здесь, добавил он. - Послушайте вот чего. - Он взглянул на стенные часы, тикавшие на дальней, залитой солнцем стене. Если Сеси не вернется сюда сегодня к шести вечера и не захочет прочистить мне голову и вернуть мне разум, я... я заявлю в полицию. - Он выпрямился. - У меня список Эллиотов, которые живут на фермах по всей округе и в Меллинтауне. Полиции и часа не понадобится, чтобы заточить с дюжину новых кедровых палочек, а потом загнать их в дюжину эллиотовских сердец. - Он умолк, вытер пот с лица. Постоял, вслушиваясь.

В далекий колокол ударили снова.

Колокол он слышал уже много дней. На самом деле никакого колокола не было, но он слышал, как тот звонит. Он звонил и сейчас, близко, далеко, совсем рядом, где-то вдалеке. Никто этого не слышал, только он.

Он покачал головой. Он повысил голос, чтобы перекрыть звук того колокола, закричал на миссис Эллиот: "Вы слышали меня?"

Поддернув брюки и рывком подтянув пряжку ремня, он прошел мимо Матери к двери.

- Да, - сказала она, - я слышала. Но даже я не в силах позвать Сеси домой, если ей не хочется возвращаться. В конце концов она объявится. Потерпи. Не спеши в полицию...

Он оборвал ее:

- Я не могу ждать. То, что со мной делается, этот гам в голове, не проходит уже целых восемь недель! Я больше этого не вынесу! - Он с угрозой глянул на часы. - Я ухожу. Попробую найти Сеси в городе. Не разыщу к шести - ну, не тебе объяснять, что такое кедровая палочка.

Его тяжелые башмаки прогромыхали по прихожей, шаги протопали по ступенькам и затихли на улице. Когда все успокоилось, мать повернулась и серьезно, с беспокойством посмотрела на спящую.

- Сеси, - позвала она нежно, настойчиво. - Сеси, иди домой!

Тело молчало. Сколько мать не ждала, Сеси лежала без движения.

Дядя Джон прошел цветущими полями и вышел на улицы Меллинтауна, высматривая Сеси в каждом ребенке, лижущем мороженое, и в каждой белой собачке, трусящей своей дорогой в вожделенное никуда.