Скорее всего, именно в те часы и дни мессинских исследований и понял Мечников, как универсальны его фагоциты и, стало быть, мудра жизнь, как великолепен человеческий организм,.. Великолепен, но несовершенен... А способен ли он усовершенствоваться?
Я думаю, что в столь прямолинейной форме Мечников еще не ставил этот вопрос в Мессине.
Но ощущение могущества жизни, понимание, что в любом организме скрыты еще неведомые жизнеспособные силы - даже жизнеутверждающие силы, - все это не могло не пробудить в нем оптимистических представлений о возможности живого, человека в том числе.
Не смею утверждать, что идеи Мечникова были сразу же всеми подхвачены. Подобное в науке встречается крайне редко; кроме того, в науке действует некий психологический закон, по которому новые идеи вообще начинают входить в плоть науки через шесть-десять лет после их опубликования. И кроме того, новые идеи - тут речь о шаблоне - почти обязательно оказываются, по мнению неизменно действующих в науке ясновидцев, тем, "чего в природе не бывает".
Как свидетельствует один из биографов (он имеет в виду фагоциты), Мечникова "упрекали за эти идеи во всех смертных грехах...". Его изобличали в воображаемом витализме (а это не такая уж простая штука, витализм), считали, продолжает биограф Мечникова, "что он приписывает природе несусветные "чудеса", которые ей не присущи...".
...Мечников в Париже.
Он наносит визит основоположнику научной микробиологии, одному из самых замечательных ученых нового времени Луи Пастеру, - они долго беседуют, и после этой беседы Мечников остается работать до конца жизни в институте Пастера.
В день семидесятилетия Мечникова тогдашний директор института (Пастер умер) Эмиль Ру, тоже крупный микробиолог, стоявший у истоков этой науки, написал Мечникову: "Дорогой друг, ... понятно, почему Пастер встретил Вас с распростертыми объятиями, - ведь Вы приносили ему не более и не менее как доктрину иммунитета".
Мечников принес в Париж Пастеру не только доктрину иммунитета, - всему человечеству он принес еще и оптимистическое учение о человеке.
Я не мыслю себе противопоставления философско-биологического учения Мечникова об оптимизме его конкретным исследованиям. Во-первых, важно и то и другое; во-вторых, все взаимосвязано: есть корень, стебель, есть листья, но есть еще и цветы и плоды.
О цветах и плодах и пойдет сейчас речь, и еще о том, что не все цветы становятся плодами.
Почти по Гераклиту можно сказать, что "все течет, но не все изменяется", - во всяком случае, диалектика в этом выражении представлена достаточно полно. Например, меняются человеки, но не меняется человеческий финал. Смерть.
Молодой Мечников не без грусти думал, что природа в человеке зашла в биологический тупик, что на человеке все кончилось, причем кончилось печально, В самом деле, животное существует, не подозревая, что оно умрет. А человек знает, что бытие его - через тяжелую старость - завершится кончиной, и иного выхода нет. Отсюда, полагал Мечников, и проистекают все пессимистические взгляды и теории, отсюда - туманная мировая скорбь в музыке и поэзии, нигилизм, самоубийства, - конец предопределен.
Вероятно, это один из своеобразнейших парадоксов, но человек, в котором природа пришла к познанию самой себя, на протяжении столетий и тысячелетий меньше всего интересовался самим собой. Фантастически это звучит, но факт: до сих пор человечество не имеет общепринятого определения "человека"! .. Как только нас не определяли крупные специалисты этого дела - тут и животное с мягкими мочками ушей, и животное, делающее орудия труда (что значительно серьезнее и убедительнее). Я-то сам полагаю, что человек - это феномен, воплотивший в себе стремление материи к свободе и к открытию. К свободе внутри себя - долой нелепые психологические барьеры - и к свободе во внешнем мире. И к открытиям - всюду, вовне и в себе.
Во времена Ильи Ильича Мечникова люди еще очень мало знали о своей собственной натуре, - он одним из первых решил разобраться в ее возможностях, и поэтому аполитичный Мечников мне лично представляется революционером.
По этому поводу я должен сделать небольшое отступление. Илья Мечников был пятым ребенком в семье. Из трех старших братьев двое тоже прославились. Один из них, юрист, стал героем повести Льва Николаевича Толстого "Смерть Ивана Ильича". Другой брат, Лев Ильич Мечников, остался в истории науки как выдающийся географ и социолог, автор не устаревшей до сих пор книги "Цивилизация и великие исторические реки"... Кроме того, Лев Мечников был революционером. В прямом смысле. С оружием в руках он сражался в рядах армии Гарибальди за свободу Италии и был тяжело ранен в бою.
Читать дальше