Игорь Забелин - Пояс жизни

- Следующие - это мы, - повторил он так же громко и отчетливо. - И пусть каждый подумает - готов ли он пойти на все. Даже на смерть. Вот на такую небывалую смерть.

Батыгин не заметил, когда все сидевшие в зале встали, но он вдруг увидел прямо перед собой застывшее, с побелевшими губами лицо Виктора Строганова, плачущую, но прямо смотрящую ему в глаза Светлану, и растерянного Костика с задорно торчащим хохолком, и Травина - сурового, с седыми висками, и Безликова, и Свирилина, и помрачневшего Крестовина, и Надю...

И Батыгин понял, что уговаривать никого не надо - никто не испугался. На смену павшим уже встали новые борцы...

В зале было очень тихо. Только слышалось, как с хрустом ломаются ветки кустов под гусеницами звездохода на Марсе.

2

На следующий день все газеты вышли в траурных рамках. С газетных витрин, с прилавков киосков на прохожих смотрело суровое лицо Джефферса...

Никогда еще Денни Уилкинс не чувствовал себя в Москве так плохо. "Черт возьми, Джефферс отдал жизнь за идею, за великое дело, он боролся за торжество человеческого разума, и его имя потомки с любовью пронесут через века!.. А чего ради поставил на карту свою жизнь он, Денни Уилкинс?.. Только потому, что Герберштейн когда-то подобрал и накормил его?.."

Почти два года провел Денни Уилкинс в социалистической стране; никто не помыкал им, он получал деньги наравне со всеми и жил так же, как жили другие, и подчинялся только тем, кто своим трудом заслужил право руководить. Впервые в жизни Денни Уилкинсу показалось, что у него нет хозяина. Если бы он захотел уйти от Батыгина, - он ушел бы, и ему сразу дали бы другую работу. Денни Уилкинс понимал, что если он начнет делать свое дело лучше, чем другие, то этим - и только этим, а не предками, знакомствами, ловкостью, лестью - он завоюет уважение и право на более крупный пост, на более ответственную должность. И Денни Уилкинсу казалось, что он сумел бы выдвинуться, заслужить общественное признание, потому что он не такой уж дурак и работать умеет...

Денни Уилкинс спрашивал себя, как бы он жил, если бы навсегда остался в Советском Союзе - не в качестве агента, нет, а как полноправный гражданин этой страны. И ему казалось, что жил бы он гораздо лучше, чем жил до сих пор. По крайней мере он не испытывал бы страха, как испытывает его сейчас, не боролся бы с каждым проявлением чувства, как борется сейчас. И тогда они с Надей смогли бы построить настоящую семью. А он, Денни Уилкинс, хочет ребенка, хочет иметь свою семью. И все это он мог бы осуществить, если бы... Если бы не существовало на свете Герберштейна, невидимого, но грозного хозяина, купившего его жизнь целиком...

Но сейчас - разве имеет он право навсегда связать свою жизнь с жизнью Нади?.. Разве может он ставить под угрозу будущее Нади и ребенка?..

Под вечер в институте Денни Уилкинс увидел высокого сухопарого человека в дымчатых очках, и тут ему впервые изменила выдержка - он вздрогнул. Они шли друг другу навстречу, и мысли Денни Уилкинса испуганно метались: он старался сообразить, чем вызван приезд этого человека, доверенного лица Герберштейна, исполнявшего его особо секретные поручения...

- Корреспондент, - сказал Денни Уилкинсу сотрудник института, сопровождавший сухопарого человека. - Знакомлю его с институтом...

...На следующий день они встретились на явочной квартире резидента. Агент Герберштейна держал в руках советскую газету с большим портретом Джефферса.

- Погиб старик, - сказал он Денни Уилкинсу. - Вот она - жизнь! Даже жаль его, ей-богу жаль. Было в нем нечто от первых переселенцев, тех, что в фургонах пересекли континент от Атлантического до Тихого океана, разгоняя индейские племена. Этакое, понимаешь ли, могучее, дерзкое! Денни Уилкинс смотрел на худое, словно высохшее лицо агента, а видел другое - круглое, розовое, доброе, - лицо самого Герберштейна и улавливал его высокомерно покровительственные нотки в голосе агента - тот явно подражал шефу. Впрочем, он сам имел право на покровительственный тон, потому что действовал от имени Герберштейна и привык к беспрекословному повиновению; а сейчас он приглядывался к нему, Денни Уилкинсу, и не спешил переходить к делам. - Да, Джефферс, Джефферс, - нараспев повторил агент. Газетные писаки нападали на него, оскорбляли... А он сто очков вперед мог дать любому, поэтому они и не могли раскусить его... Ну-с, так мы и будем - я говорить, а ты молчать? Думаешь, меня прислали поболтать с тобой о старике?.. Рассказывай.

- Пока все идет хорошо. Составляются окончательные списки участников экспедиции, и в них числится некто Крестовин.