Анатолий Ершов - Тайна «Центавра»

Я ставлю индикатор импульса на максимум. Снимаю предохранительный колпачок с тумблера зажигания. Напрягаю, сколько могу, все мускулы. Отжимаю тумблер до отказа.

Взрыв. Ослепительное пламя. Свет вокруг. Все разнесено в клочья.

ДВАДЦАТЬ ЧАСОВ ШЕСТЬ МИНУТ ОПЕРАТИВНОГО ВРЕМЕНИ.

Я лежу в огромной луже черного студня и блаженствую. Вокруг меня светло и тихо. И — неописуемый хаос. Я нахожусь внутри довольно большого и светлого отсека. Сейчас его пластиковые стены украшают громадные подтеки черной слизи. Приборы и грозди труб, висящие по стенам, перебиты, искорежены взрывом. Наименее прочные части переборок прогнулись. Куски резервуара валяются повсюду, их части впились в переборки, трубы и приборы. Части резервуара, где прежде находились заклепки, походили теперь на беззубые десны. В воздухе тает серое облако испаряющегося студня. Тихо, светло и очень жарко. Взрыв нарушил систему терморегулирования скафандра.

Я постепенно уясняю себе картину происшедшего. К счастью для меня, резервуар оказался непрочным и не очень большим. Взорвался не сам студень, иначе бы мне несдобровать. Взорвались газы, заполняющие пространство между студнем и стенками бака. Газы перегрелись, разорвали резервуар, но центральное его ядро, огромная капля черной жижи, осталась как бы во взвешенном состоянии. Газы лишь на мгновение сжали со всех сторон гигантскую черную каплю. Внутри нее находился я, и она спасла меня. Трижды ей спасибо, черной капле!

Я вновь готов к поискам истины. Мои сомнения на тот счет, что я уношусь в бездны космоса во второстепенной части спутника, не подтвердились. Видимо, даже эти сомнения были предусмотрены и запланированы конструкторами «Центавра». Приступаю к осмотру приборов, которые находятся в отсеке, поврежденном взрывом. Что смогут они подсказать?

Незнакомые, слепые приборы, без обозначения того, что именно они измеряют. Одни лишь цифры. Нечто вроде задачи сумасшедшего математика: «От Бостона до Чикаго сорок восемь миль. В поезде сорок вагонов, в каждом вагоне дюжина кур. Сколько лет машинисту?»

Для чего предназначены приборы? Мне начинает казаться, что именно в них скрывается разгадка, для чего именно предназначен «Центавр». Отсек достаточно обширный, чтобы в нем находились главные приборы. Хотя сам по себе размер отсека еще ни о чем не говорит.

Я осмотрел приборы снаружи, кое-где счистил с них корку черного студня. Некоторые из них, вдребезги разбитые, показывали мне свою электронную начинку. Некоторые гордо замкнулись за толстыми медными кожухами. Одна группа приборов явно дублировала другую. На таких дублеров стоило обратить особое внимание они наиважнейшие. Что они напоминают?

Так, это всего лишь многоканальный коммутатор. Ничего интересного…

Вот это несомненно устройство для астроориентации дальномеров, телескопов или фотогравиметрических устройств. Уже интересно… Что они собираются подсматривать на планете Земля?

Нейтронный влагомер дистанционного действия… Влагомер… Их интересует водная оболочка Земли… ее реки, океаны, озера, наконец, — облака… Это уже серьезно, это настораживает. Это вовсе не обычные метеорологические наблюдения, вовсе нет…

А здесь не просто прибор… Сложная схема… Электронная модель каких-то вихревых потоков… Эскиз расшифровки… Действительно, вихревые течения… Скорее всего — вихревые течения в атмосфере… Опять забавы с метеорологией…

Устройство для выдачи серии временных интервалов… Типовой прибор, ничего примечательного.

Снова — нечто, связанное с водой в атмосфере и на земле. Измеритель радиационной температуры поверхности облаков…

Воздействие на гидросферу земли. Неужели? Неужели такова преступная задача «Центавра»? Жемчужины земли — озера, голубые ее жилы — реки, роскошные зеркала океанов — вот на что посягнула шайка шантажистов. Вот что они собираются сделать — оставить человечество без воды. Но как? Впрочем…

Я еще не уверен.

Я еще не знаю точно.

Я не знаю — КАК и КОГДА.

Надо сосредоточиться. Я обязан на несколько минут отключиться от главного и подумать о пустяках. Надо расслабиться перед рывком вперед. И прислушаться к тому, что происходит вокруг.

А вокруг была тишина. Гулкая тишина.

«Центавр» был на редкость молчаливым механизмом. Он таился, как зверь в засаде, не выдавая себя ни шорохом, ни скрипом, ни скрежетом. И тишина эта была зловещей.

Но почему именно сейчас я услышал тишину? Видно, потому, что ее нарушали звуки. Ритмично, в сложной последовательности, но не в четко выраженные интервалы времени раздавался гулкий стук.