Анатолий Ершов - Тайна «Центавра»

Я включил прожектор скафандра на полную мощность. Однако свет пробивался через пелену мглы на какой-нибудь десяток сантиметров. Не помогла и система инфракрасного зрения. Экран инфра-телевизора засветился однотонным зеленоватым светом — и все Я находился внутри однородной, видимо, жидкой массы — и эта масса кружила меня, увлекая за собой, так как она находилась в движении быстром и непрерывном.

Постепенно я восстанавливал последовательность событий. Рывок эко-скелета оказался слишком сильным. Лепесток полушария сломался или был вырван с куском рамы. И я стремительно пролетел сквозь образовавшуюся щель в скопление маслянистой массы и ударился шлемом о дно сосуда, где эта масса была заключена. Удар оказался настолько сильным, что шлем не смог его смягчить, и я потерял сознание. Система экстренной медицинской помощи, рассчитанная именно на такого «пациента», который не в состоянии пошевелить и пальцем, тоже не сразу включилась после сильного удара и приступила к моему «оживлению» с большим запозданием.

Где я нахожусь?

Раскинув в стороны руки и ноги, я не достал до стен помещения или резервуара. Значит, он был достаточно объемистым. Сдвинуться с места, чтобы расширить район исследований, я не мог. Маслянистая масса прижимала меня ко дну. Она вращалась, увлекала меня, и я всеми выступами скафандра царапал днище резервуара. Оно было ребристым, поэтому меня немилосердно трясло. Вращение происходило очень быстро. А это означало лишь одно: через десять-двенадцать минут я вновь потеряю сознание. Не знаю, как тогда выйдет из положения система медицинской помощи. Боюсь, что ей уже не справится с такой непосильной задачей.

Что за масса вокруг меня?

Скорее всего горючее, топливо для вспомогательных двигателей «Центавра».

Почему оно вращается?

Скорее всего — чтобы облегчить доступ топлива к заборным отверстиям топливных трубопроводов или к всасывающим патрубкам топливных насосов.

Можно ли остановить это вращение?

Скорее всего — нет.

Есть ли выход из критической ситуации?

Разумеется. Пока мыслю — надеюсь!

Имеется лишь один путь к спасению. Я могу включить ранцевый микрореактивный двигатель, вмонтированный в пояс и спину скафандра. Но я не знаю глубины резервуара, где нахожусь, и потому трудно рассчитать силу, с которой должен сработать двигатель, чтобы протащить меня сквозь водоворот вязкой массы.

Истинное значение вязкости массы неизвестно. И вряд ли мне удастся ее узнать. Толщину слоя надо мной тоже определить невозможно. Резервуар с одинаковым успехом может быть плоским, как сковородка, или вытянутым, как дымовая труба. Быть может, я нахожусь на дне колодца. И с такой же вероятностью — на дне неглубокой чаши. И в том и в другом случае путь к спасению я обязан преодолеть рывком, одним броском мощного микродвигателя, иначе не вырваться из липкой массы черного студня. Итак — включить двигатель на полную мощность. Индикатор — на максимальный импульс!

И в этот момент предоставляется сразу две возможности весьма эффектно закончить свое путешествие.

Раскаленные газы, выброшенные с колоссальной силой из дюзы ранцевого двигателя, взорвут черный студень. На конкурсе самого короткого рассказа получило приз повествование о бедняге Джоне:

«Джон закурил на бочке с порохом. Покойному было двадцать лет». Так и я? Пламенем ранцевой ракеты я «закурю» внутри бочки с горючим! Единственная надежда — что вокруг меня все же не горючее, а какая-либо вспомогательная жидкость. Узлы смазки, аккумуляторы, сервоприводы, системы охлаждения — все они требуют кошмарное количество всевозможных кислот, смазок, эмульсий, паст. Они далеко не все горючи и взрываются. Надо прикинуть общее количество горючих и негорючих жидкостей на спутнике объемом с этот… Получится… Хотя бы примерно… Значит, шансы на спасение и на взрыв относятся как восемь к ста. Восемь шансов из ста… Не так уж плохо, когда выбора нет.

Но даже после удачного маневра с ранцевым двигателем на пути удач меня будет подстерегать новая опасность.

Если слой черного студня окажется слишком тонким — слишком! — ранцевая ракета пронесет меня через студень и с силой ударит о противоположную крышку резервуара. Взорваться или быть расплющенным в лепешку — богатый выбор! Как говорится — все равно, за что быть повешенным, — за овцу или за ягненка.

А между тем черный студень продолжает скрести моим скафандром о железные ребра бака, и от тошнотворного кружения уходит сознание. Решаюсь. «Пусть стрела надежды не затупится о камень отчаяния».