Джеймс Гарднер - Король в изгнании

– Ты просто ангел.

Затем она стиснула мою ладонь и увлекла в сторону кают-компании «Ивы»; я ощущал исходящее от нее тепло и легкий запах духов.

Я не слишком привык к тому, чтобы пахнущие духами женщины брали меня за руку, прежде всего потому, что отвык от людей: сначала сопровождал Саманту во время ее важной дипломатической миссии, а затем последовали многие дни и месяцы; в сумме получалось, что вдали от человеческого общества я провел тридцать пять лет. Сейчас мне было пятьдесят семь – хотя, учитывая действие «таблеток молодости», я не слишком изменился с тех пор, как мне исполнилось двадцать.

Но даже в юности, на Новой Земле, мне нечасто приходилось бывать в обществе женщин. Моему отцу не хотелось, чтобы я встречался с теми, кто не принадлежал к нашему сословию. Отец, богатый человек и важная персона – Александр Йорк, адмирал внеземного флота, – воспринимал меня словно большое грязное пятно на своей личной репутации. Хотя в этом не было моей вины.

Еще до того, как я родился, отец заплатил врачам кучу денег, чтобы меня и мою сестру сделали верхом совершенства – атлетически сложенными, ослепительно прекрасными и невероятно умными. То, что генная инженерия в Технократии являлась незаконной, не имело никакого значения: отец отправился на независимую планету, где действовали другие законы – или где дешевле было подкупить полицию.

Для Саманты операция оказалась полностью успешной, для меня – лишь частично. Я мог отжаться несколько сотен раз без перерыва, и Сэм всегда называла меня чертовски симпатичным, но что касается мозгов… Вот почему отец держал меня дома, не желая, чтобы сын-идиот позорил его на публике.

Впрочем, меня это не слишком беспокоило. Саманту он тоже не выпускал из дому, приставив к ней целый штат частных учителей. Моим же единственным учителем была сама Сэм, и ей это отлично удавалось. Она научила меня быть вежливым, отважным и честным и думать о том, как принести пользу людям. Потом, когда мы стали постарше, она брала меня с собой на лужайку возле пруда, где мы танцевали, танцевали, танцевали… Порой я жалел, что не могу потанцевать с кем-нибудь другим – с той, которая любила бы меня и при этом не была бы моей сестрой-близнецом. Но я никогда не говорил этого Сэм – мне не хотелось сделать ей больно.

По пути на вечеринку пахнущая духами женщина-адмирал объяснила мне, что «пересечение границы» означает выход из системы Трояна в межзвездное пространство. В Лиге Наций существовал закон: тем, кто поступал плохо, не разрешалось путешествовать от одной звездной системы к другой. Тех, кто все же пытался, убивали. Никакой жестокости – ты просто умирал в ту же секунду, как только оказывался за пределами системы, где совершал дурные поступки. Это вроде магии, а точнее, сверхразвитая наука расы, которая на миллионы лет старше человечества. Для Лиги мы – не более чем червяки на блюдце, и, какими бы умными мы себя ни считали, Лига в миллиард раз умнее. Никому и никогда не удавалось их одурачить.

То же самое много лет назад мне сказала Саманта: «Эдвард, если ты когда-нибудь совершишь нечто по-настоящему ужасное, не пытайся потом сбежать в космос, думая, будто сумеешь смыться так, чтобы никто ничего не узнал, – Лига всегда и все знает. Всегда». С тех пор я всегда следовал совету сестры… до сегодняшнего дня.

Сегодня меня препровождали на вечеринку по случаю выхода из системы Трояна. Если бы адмирал сейчас не тащила меня за собой, я бы, наверное, вернулся в свою каюту и попытался не разрыдаться.

Кают-компания была украшена в стиле старинного карнавала в Венеции или Риме: на стенах – голографические изображения фонтанов, мощеных дорожек и изящных мостиков, среди которых на фоне звездной ночи то и дело появлялись люди в масках и разноцветных костюмах, бежавшие по улицам с факелами или танцевавшие в двориках средневековые танцы.

Очень красиво. И совсем не похоже на настоящую вечеринку.

Здесь присутствовали почти все члены экипажа «Ивы», и вели они себя отнюдь не так, как пристало бы трезвым офицерам флота. Лишь адмирал и я были в форме – она в сером мундире, я в черной форме разведчика. Все остальные окружили себя голографической оболочкой или вырядились в странные карнавальные костюмы и вдобавок раскрасили свои лица.

Стоявший у самых дверей тип в розовой шелковой пижаме и с большим накладным носом одарил меня слюнявым поцелуем в щеку и сказал высоким голосом со странным акцентом, словно подражая персонажу какого-то шоу: