Филип Фармер - Миры Филипа Фармера. Т. 22. Пир потаенный. Повелитель деревьев

Новое вторжение Клары прервало мои размышления.

— Я только что встретила ту маленькую таиландку, — сказала она. — Она была сильно взволнована и рассказала мне нечто странное. Она сказала, что, находясь с Доком, вдруг почувствовала отвращение к нему. Что Док внезапно предстал пред ней как воплощение Зла, в его чистом виде. В Доке что-то изменилось, он больше не тот, которым она знала его вот уже столько лет. Поняв это, она повернулась и ушла, оставив его там.

— У него встает? — спросил я.

— О нет! Машинка Дока и раньше не вставала прежде, чем ее пососут, и то через довольно долгое время.

Я вновь вспомнил сцену нашей борьбы на мосту.

Клара не сводила с меня внимательного изучающего взгляда.

— Ты знаешь, Джон, — задумчиво сказала она, — у меня тоже появилось довольно странное ощущение, когда мы с тобой только что занимались любовью. Вернее, когда я ею занималась с тобой. Ты ведь тоже изменился, Джон. Я не имею в виду то, что у тебя сейчас не стоит, нет. Вокруг тебя появилась какая-то зловредная аура!

Странное впечатление произвели на меня эти слова, услышанные из уст Клары. Я хотел было уточнить, какого рода было ощущение, испытанное ею, но она не предоставила мне этой возможности, так как сразу вышла из бунгало после своих загадочных слов.

Я снова задумался. Мысли жужжали в голове, будто мухи вокруг падали.

Мне вновь подумалось, что, может быть, соглашаясь принять дар Девяти, а значит, и их условия, я совершил ошибку, которая могла иметь для меня неприятные последствия. Я должен был признать, что Девять никогда не требовали, чтобы я выполнил для них какое-то задание, которое можно было бы интерпретировать как проявление Зла, в том смысле, в котором я его себе представлял. Но нельзя было исключить, что однажды они все-таки сделают это, так как условия нашего договора давали им право требовать от меня все, что они сочтут нужным для себя.

Я подумал о знаменитом прецеденте, истории доктора Фа, — уста и Мефистофеля. Но Фауст заключил сделку на короткий срок, и именно на этом он и прогорел. В то время как мы, если только немного повезет, проживем минимум до тридцати тысяч лет, а после нашей смерти все закончится. Некоторые из нас кончат тем, что войдут в состав Девяти, так как те тоже были смертны. Последний из них умер около двух тысяч лет назад, и на его место был выбран один из служителей. Свободное место среди Девяти могло оказаться и через двадцать веков, и завтра, и это было неизбежно.

Когда тебе предлагают остаться молодым в течение многих тысячелетий, отказаться от соблазна практически невозможно. Я понимаю, что какой-нибудь больной, страдающий тяжким хроническим недугом, умственно отсталый человек, неврастеник или старик с постоянными кризами подагры, вряд ли согласятся на такой дар. Но я не могу себе представить, чтобы человек, живущий полнокровной жизнью и любящий жизнь, отказался от подобной удачи.

Зачем было Девяти делиться с нами секретом длительной юности? Думаю, потому, что, однажды испробовав его, человек уже не мог отказаться от соблазнительной мысли, и эликсир таким образом становился для него притягательнее героина, желаннее золота или драгоценностей. А для Девяти — орудием управления сонмом своих «посвященных». Кроме того, подчиняясь древним традициям, Девять были обязаны обеспечить практически вечное существование их братства, наверняка самого древнего из всех братств.

Интерфон звякнул девять раз, и голос Глашатая стал называть наши имена. Я был назван пятым, а Калибан — восьмым по списку. Это лишний раз подтвердило мне, что происходит нечто необычное. За сорок восемь лет, в течение которых я участвую в подобных церемониях, никогда еще не случалось, чтобы в пещеру Совета вызывалось более одного паломника сразу.

Вход в пещеру вел через треугольное отверстие, прорубленное в скале, достаточное для прохода в одну сторону лишь одного человека. Оно было таким узким, что я всегда с трудом протискивался через него.

Ярко освещен был лишь самый центр пещеры. Свет, постепенно рассеиваясь, таял в непроглядной темноте, окутывающей все остальное пространство огромной каверны. Дно ее напоминало воронку, в самом центре которой находилось озерцо с мутной водой серо-зеленого цвета. Из центра озёра на высоту в три с небольшим, метра поднималось сооружение, напоминающее усеченный конус. Каркас его был сделан из огромных, грубо обработанных дубовых брусьев, между которыми были навалены гранитные глыбы. На плоской вершине этой своеобразной трибуны возвышался дубовый стол, сделанный в форме кольца. Внутри кольца стояло девять кресел из дуба и ясеня, высокие спинки которых были украшены красиво вырезанным скульптурным орнаментом. Девять появлялись через люк, расположенный в самом центре трибуны.