Геннадий Гор - Сад

— Вы говорите так странно. В раннем детстве так разговаривала со мной волшебная сказка.

— К вам вернулось детство. И вы попали в мир сказки. В мир, где между вещами, явлениями и человеком нет мысленных преград. Мир стал более пластичным. Но об этом потом. Я хочу, чтобы вы взглянули на мои пейзажи.

Проталкиваясь сквозь толпу, он ведет ее к своим пейзажам. Его все узнают. Она слышит, как один художник за ее спиной говорит другому:

— Он учился в Париже у самого Матисса.

— Как он мог учиться у Матисса? Матисс давно умер.

— Взгляните в каталог. Во вступительной статье сказано, что он ученик Матисса.

Нина спрашивает Облакова:

— Вы учились у Матисса?

— Да, — отвечает он тихо.

— Но ведь Матисс умер раньше, чем вы родились.

— Раньше, позже. Это не так уж существенно. Я родился в будущем и попал сюда, в ваш век. Я посещал и Матисса. Я превращался в сад под его окном. Он меня писал. Мы дружили.

— Зачем вы так странно говорите?

— Я говорю правду. Ее трудно согласовать с логикой жизни, но не трудно с логикой сказки. Мы условились с вами, что попали в сказочную ситуацию. Между нами сказочные отношения, Но об этом не сейчас. Сейчас я хочу, чтобы вы посмотрели вон тот мой пейзаж. Он называется «Сад». Вы его узнаете?

Она взглянула и узнала сразу. Это был тот самый сад, где они познакомились. Но это был одновременно сад и человек, как в Овидиевых метаморфозах. Юноша, изображенный на нем, был частью природы. Он как бы еще не отделился от нее. Краски были утренни и свежи, как рябь на синей поверхности пруда. Все это казалось музыкой, превратившейся в чистые несмешанные цвета, выжатые из тюбиков на бумагу, или нет, не из тюбиков, а из ветвей и трав, из зари. На бумаге лежали живые нежные тона самого сада, словно сад был здесь, вместе с утром и ветром.

— Эта акварель, — сказал он тихо, — понравилась Матиссу.

— Матисс умер около сорока лет тому назад.

— Я был и тогда.

— Как вы могли быть тогда? На вид вам не больше двадцати пяти лет.

— Это не существенно. Я могу быть моложе и старше себя. Иногда это у меня получается, а иногда нет. Тогда я чувствую себя бездарным. Вон идет критик. Он проталкивается ко мне. По выражению его лица я не жду от него ничего хорошего.

Нина отошла в сторону. Время от времени она оглядывалась. Обрюзгшее лицо критика становилось все сумрачнее и сумрачнее. Критик о чем-то вполголоса говорил Сиду.

Нина смотрела на акварель, перед которой остановилась, Было изображено широкое окно, распахнутое в весну, в лес. По-видимому, где-то близко от окна в лесу, влажно переливая звук, свистела иволга. Художнику удалось передать красками непередаваемое: птичий свист. Потом стала куковать кукушка. Лес отбирал и снова возвращал ей ее звук.

Нина прислушалась. До нее донесся голос, но уже не кукушки, а критика, его раздраженные слова:

— Этюды — это еще не картина! Краски — это еще не сюжет. У вас нет школы. Матисс вас ничему не научил!

В загсе Сида спросили:

— Сид Николаевич, в каком году вы родились?

— В две тысячи третьем.

Служащий загса пошутил:

— До рождества Христова?

— Нет, после рождества.

— Но сейчас только тысяча девятьсот семьдесят пятый год.

— Если не верите мне, посмотрите паспорт.

Молодой человек раскрыл паспорт Сида и помрачнел.

— Я зарегистрирую вас, товарищ Облаков. Но вы должны переменить документ. Явная описка. Вы не могли родиться в столетии, которое еще не наступило.

— Мог.

— Давай не не будем входить в пререкание. Тут загс.

Что бы случилось с этим вежливым молодым человеком, если бы он знал, что описки не было и что Сид Облаков действительно моложе себя на двадцать лет? Но ни Сид, ни Нина не стали ему объяснять факт, не поддающийся объяснению. Они получили брачное свидетельство и поехали домой.

Шофер такси нервно и даже с досадой прислушивался к их разговору, через пять минут он стал сильно нервничать и два раза чуть не нарушил правила уличного движения. Он слышал знакомые слова, но не мог понять их смысла. Да и был ли какой-нибудь смысл в том, о чем говорили пассажиры? А шофер любил порядок, любил, чтобы все было на своем месте — слова, поступки и даже мысли.

— Я почти стала верить, Сид, — сказала Нина, — что ты родился в две тысячи третьем году. Но как ты попал к нам из будущего?

— Нина, ты неправильно ставишь вопрос. Важно не как, а зачем. Я попал в прошлое, чтобы встретиться с тобой. Я не мог примириться со случаем, с тем, что ты родилась на сорок лет раньше меня. Я увидел твое изображение в старинном семейном альбоме у своей бабушки и сделал все, чтобы встретиться с тобой. Как видишь, мне это удалось.