Геннадий Гор - Кумби. Странник и время

Я шел по тропе и, когда дошел до поляны, крикнул:

— Та-а-ня!

Откликнулось эхо.

Минуту спустя я не услышал, а скорей угадал чьи-то шаги.

— Это ты, Буонарроти?

Насмешливый голос Тани, а затем и ее смеющееся лицо — на этот раз не на мерцающей пластинке, а да самом деле.

Она стояла всего в двух шагах от меня.

— Ты изменился, Микеланджело. А я?

Я взглянул на ее лицо и фигуру, ища изменений. Но она была та же, словно прошел всего день, а не два года со дня нашей последней встречи.

— Да, ты осталась прежней. И даже платье то же самое на тебе. Ты, как дриада, живешь среди этих деревьев.

— Да, я живу среди деревьев. Я дочь лесничего. Я родилась здесь, в этом лесу. Прежде чем поселиться здесь, мой отец прожил несколько лет на Марсе. Ему снились земные леса, сосновые и еловые ветви. Он скучал по Земле, но больше всего по ее лесам. И когда он вернулся на Землю, он поселился здесь вместе с моей матерью, родившейся на космическом корабле, выросшей на одной из больших станций солнечной системы и впервые увидевшей Землю и земные леса, когда ей исполнилось тридцать лет. Ее все называли здесь марсианкой. И она не любила леса, но жила здесь ради отца. Она боялась заблудиться в лесной чаще, а потом умерла, тоскуя по Марсу. Я осталась одна с отцом и братом. Отец мой встает всегда в одно и то же время — в четыре часа утра — и спешит в лес. Он любит рассказывать мне, как, живя на Марсе, он вспоминал земные деревья и реки. Но вот деревья и реки возле него, и все равно он по ним тоскует.

— А ты? — спросил я.

— Я? Я похожа на отца и на мать. Я люблю леса, но тоскую по Марсу, где никогда не бывала. А ты бывал?

— На Марсе? Нет.

— А на Венере?

Я замялся и ответил неуверенно и не сразу:

— На Венере, кажется, бывал.

— Кажется… Как ты сказал?

Она рассмеялась.

— Кому кажется? Тебе? Или должно казаться мне?

— Я бывал и не бывал.

Когда я сказал эту глупую фразу, я имел в виду Кумби, или, точнее, то состояние, в котором я тогда пребывал.

Таня смотрела на меня с таким выражением лица, словно догадалась о существовании Кумби.

— Так ты все-таки бывал или не бывал на Венере?

— Не бывал, — сказал я сердито. — Я оговорился.

— Допустим.

Затем ей, видно, стало жалко меня. Она улыбнулась.

— А помнишь Алика и его стихи? — спросила она меня.

— Директор сказал нам, что его уже нет.

— Там, в школе, его нет. Он у нас. Я нашла его и принесла к себе. Отец мой очень удивился, когда он начал читать стихи. «Вещь, — сказал он мне, — и грустит. Странно». А я говорю отцу: «Талант может заставить грустить даже вещь». И теперь Алик живет у нас в лесу.

— Живет? Ты не оговорилась?

— Ты прав. Большей частью не живет, а пребывает, как все вещи. Но временами оживает, когда читает стихи. Он сочинил стихотворение о Марсе, претворив в слова мою мечту. А отец мой не может слышать о Марсе. Он говорит; «Там нет ни одного дерева, ни одного листа, ни одной травинки. Там пустота, населенная людьми, и там страшно душно». А здесь? Здесь много воздуха. Дыши, Микеланджело, дыши. Вбирай в легкие наш лесной воздух. Ты надолго приехал?

— Дня на два, на три.

— А зачем?

— Повидаться с тобой. Я все время думаю о тебе. Но наш институт далеко от твоих лесов. И вот теперь мне, наконец, удалось выбраться и прилететь.

— Значит, ты все-таки вспомнил обо мне?

— Вспомнил? Не то слово. Я все время думал о тебе. И когда оставался один, всегда смотрел на твое убегающее изображение. А ты еще спрашиваешь, вспоминал ли я?

— Я думаю, что вспоминал не ты, а искусственное вспоминающее устройство. Мне брат рассказывал, что в вашем институте ученые и инженеры работают над заменой естественной памяти машинной. Правда ли это?

— Правда. Через несколько лет они сделают ее.

— И, значит, через несколько лет вспоминать эти леса и меня будешь не ты?

— А кто же?

— Машина, которой ты поручишь это.

— Я никогда не поручу это машине! Никогда!

— А что же ты поручишь ей?

— Я ей поручу вспоминать все, что мне хотелось бы забыть.

— Машина обидится на тебя. Ведь ее создают для того, чтобы она могла остановить время.

— Но тебя ей не остановить. Ты всегда скользишь мимо меня даже в моих воспоминаниях. И вот сейчас я боюсь, что ты скажешь…

— Что я скажу?

— Что говорила всегда, встречаясь со мной: «Ну, пока! Мне надо идти!»

— Мне действительно надо идти, Микеланджело. Меня ждет отец. Я должна накрыть на стол… Мой отец не пользуется услугами роботов.

— Почему?