Светлана Бринкер - Исток бесчеловечности

– Как тебе Хайнрих? Правда, замечательный?

– Кот? – не сразу сообразил Штиллер. Руки девушки как раз перестали обнимать его и всё заметнее принялись отталкивать. Он позволил Бретте ускользнуть. – Кот, конечно, выдающийся. Вежливый такой! Разговорчивый! Подвижный…

– Обиделся! – Бретта пришла в восторг. – На кота! Он же мягонький, кто же на мягоньких обижается? Брось, Рен. Вот я же не сержусь на то, что узнала не от тебя лично, а через телепата.

– О чём?! – Штиллер моментально сгорел дотла и поклялся самому себе запереть ушастую телепатическую бестию в очень маленькой табакерке.

– О принцессе, – наёмница шмыгнула носом и отступила на шаг, – о мёртвом Бартоломео…

Рен облегчённо выдохнул украдкой.

– О Королевском совете, что я тебе нравлюсь и про шапку-спрятку Ребекки, – прилежно перечислила девушка.

– Так что ты думаешь? – неловко спросил ключник.

– Я в деле, – улыбаясь до ушей, загадочно ответила ужасная Бретта.

И потащила его в дом, как умелый заклинатель – демона.

3.

Ночь клонилась к рассвету. В гостевом зале гильдии подогревались остатки вчерашнего ужина на маленькой жаровне, именуемой здешним народом «девка» («мамулей» звалась массивная печь на кухне). Хигг заботливо пошевелил угли, убедился, что бок горшка почти не нагрелся, тяжко вздохнул – так, что в оружейном зале загремели мечи и кольчуги на крюках, а с крыши посыпались нетопыри и коты.

– В Лиод! – выговорил великан после длинной паузы.

Штиллер кивнул. Стоящая рядом Бретта поблёскивала глазами в полумраке, чуя лёгкий аромат жареного: реальный – и запах предполагаемого приключения. Её фигурка неосознанно приняла стойку, удобную как для нападения, так и для открытия Врат Ада. Штиллер мог показать ей, как это делается. А возможно, и учить бы не пришлось.

– Хоть бы выспаться дали, мелочь непочтительная, взрослых не уважающая, – Хигг тёр глаза так безжалостно, будто в кармане у него валялась пара запасных. – Зачем вам в Лиод-то? Туда Катер всё время ходит, картину Марион фан Бремерзе ищет с прошлого Годового Поворота. А толку никакого.

– Вот, – обрадовалась Бретта, – Катер тоже с нами пойдёт. Рен, поможешь мне его уговорить, да?

– Легко, – пообещал ключник. – Мы просто откажемся от своей доли вознаграждения за картину.

Бретта скривила недовольную рожицу, но не возразила.

– Кстати, давно хотел увидеть подлинную фан Бремерзе. У нас в Михине в ратуше висят три копии, в том числе и «Нарушение Запрета». Её полдня рассматриваешь – снова и снова на незамеченные детали натыкаешься. То вдруг видишь лицо тонущего рыбака из-под волны, то сундук скачет по воде, как бешеная единорожица… И ошибка в направлении ветров, раздувающих паруса! Она создаёт иллюзию, что все корабли плывут прямо к тебе в руки…

Штиллер понимал, что беспорядочный рассказ не передаёт глубокой печали, которую он ощутил, увидев три колдовские картины: от осознания, что ему не сотворить ничего подобного. Тоски бесталанного, способного понять, насколько обделён. Но всё равно размахивал руками, рисовал в воздухе волны и корабли. Так люди пытаются рассказать о том, почему полюбили.

– Говорят, копии не идут ни в какое сравнение с оригиналами! – завершил Рен свой рассказ. – Странно, что столичный Храм не выставляет их. Народ отовсюду приезжал бы поглядеть.

– Ведьма она была, Марион, – неожиданно заверил Хигг, и покивал мрачно, со знанием дела. – Злобная сумасшедшая ведьма. И картины у неё недобрые. По мне, так правильно, что Катер спалит эту дрянь.

И наёмник угрюмо наклонился к «девке», пытась толком «разбудить» её: сырые угли тлели, но жара совсем не давали.

– Спалит?! – испугался Штиллер.

– Именно: пожжёт, порубит, скормит шушунам, как получится. Заказ такой: картину Марион уничтожить. А ты думал, Катер ищет, чтоб королевне в подарок к свадьбе поднести? – Хигг захохотал, но сразу получил от Бретты кулаком в бок: народ перебудишь!

– Варварство какое, – ключник беспомощно перевёл взгляд на Бретту, но ту вдруг чрезвычайно заинтересовали лезвия на запястье.

Хигг продолжил громовым шёпотом:

– Мы, ученики, все её боялись, госпожу Бремерзе. Правда! Седая, косматая ведьма, визгливая и скорая на расправу. Опрокинул случайно баночку краски – хоп! – и ты уже ёрш-пескоед. Где-нибудь в ручье под Оомеком. Как-то я неделю придумывал, как дно у лодки расписать, чтоб рыбам снизу смотреть веселее. Дурак, говорит: у воды переломление другое, что ли. Чему у воды ломаться, чай, не ребру! Рыбы иначе видят… А по-моему, нормально. Глазами луп-луп. Как все разумные люди.