Алексей Немоляев - Полис

Автобус развернулся. Артем уставился в окно, в котором проплывали скрюченные деревья. Потом опустил голову и положил ее на раскрытую ладонь. Голова задребезжала как заводная игрушка.

Через пять минут автобус, заскрипев тормозными колодками, медленно остановился. Перед Артемом в небо поднимался исполин нефтяной вышки. Артем вышел из автобуса и направился к себе в кабинет, располагавшийся в одноэтажке полувековой давности, где постоянно пахло протухшей капустой.

К нему бегом подскочил Ванька – все его называли здесь только так. Он был простой как валенок, забытый под кроватью и слежавшийся с комками пыли. Ванька был штатным поваром и постоянно находился при вышке – его дом в городе сгорел, и на его месте вскоре была построена церквушка. Поэтому жить Ваньке было особо негде, и он предпочел никогда больше не возвращаться в город.

– Здорово, Артемка, дорогой мой друг! – сказал Ванька.

Артем кивнул в ответ.

– Как твои дела? Что-то сегодня ты грустный какой-то. Все из-за той драки? Эх, – он употребил грязное словечко, – да ты не расстраивайся так, эх, да разве это того стоит?

– Нет, не из-за этого, – ответил Артем. – Почему это я грустный?

– Так разве не видно?

Ванька поправил засаленную форменную фуражку, которую чуть не сдуло ветром.

– Это все сразу видно. Откуда же у них берется столько ненависти к нам? – сказал он. – Эх, ты так и не спас того солдата.

– Он потерял слишком много крови, у него был болевой шок, и я ничего не мог сделать.

– Это ясное дело, как ни крути! Но ты не расстраивайся…

– Да я и не расстраиваюсь, – сказал Артем, – обычное дело. Человек умирает, и на его место приходит новый.

– Это ты умно загнул, – сказал Ванька и ухмыльнулся, показав рот с кривыми зубами. – Они приходят и уходят. А мое дело маленькое… но жалко мне всех этих парней.

– Кого? Нелюдей?

– Типун тебе на язык, тьфу ты! Каких нелюдей? Солдатов наших жалко.

Из домика потянуло кислой капустой. Артем поморщился.

– Что на обед? – спросил он.

– Будто ты не знаешь. Что у нас есть? Одна только кукуруза и капуста. Токмо, капуста, кажется, скоро закончится.

– И хорошо, – сказал Артем. – Не могу больше терпеть эту вонь.

– Это ты сейчас говоришь: хорошо, – сказал Ванька. – А когда ничего не останется, скажешь: как же я соскучился по капусте. Эх, ладно, надо следить за супом. Пойду я, пожалуй.

Артем остался перед входом, наблюдая как маятник нефтяной вышки ходит вверх-вниз, следуя взглядом за его мерным движением. Действительно, что остается в жизни, кроме протухшей капусты и харкающих кровью солдат?

К вышке подъехала ржавая цистерна, которая ежедневно возила топливо в город. Водитель, свесив из окна левую руку, обливался потом, осматривая копошащихся возле него людей.

– Черт, долго еще? – гаркнул он, высунувшись в окно.

Ему никто не ответил, и он развалился в кресле, закрыв глаза.

***

Под вечер в дверь постучался молодой гвардеец. Постучался и, не дождавшись разрешения, вошел. На вид ему было не больше двадцати пяти лет, был он высокого роста, с таким недовольным лицом, будто ему только что перед всей дивизией влепили пощечину.

– Нога болит, док, – сказал он.

Артем нахмурился. Гвардеец захромал к кушетке.

– Присаживайся, – сказал Артем.

Солдат, превозмогая боль, опираясь на руки, сел на кушетку.

– Показывай свою ногу.

Гвардеец потянулся к правой ноге и развязал шнурки берец. Артем стоял в метре от него, не двигаясь, наблюдая за ладонями со сбитыми костяшками, за движениями пальцев. За спиной Артема располагалось широкое двустворчатое окно, мимо которого прохаживался Ванька, затягивающийся махоркой. Артем обернулся и увидел его счастливое лицо.

Кому же быть во всей вселенной счастливым, если не идиотам? Ванька заулыбался еще шире, заметив Артема, и помахал рукой. Артем отвернулся от него.

Гвардеец снял с ноги носок, заполнивший кабинет сильным запахом прелости, и выставил больную ногу вперед.

– Вас гигиене совсем не учат? – сказал Артем, доставая из кармана халата белые перчатки.

– Мы сутками ходим в этих ботинках, какой с нас спрос, – сказал гвардеец. – Будто нам не в радость лишний раз помыться…

Артем нагнулся и, взявшись за щиколотку, приподнял ногу. Ноготь большого пальца врос в кожу. Палец посинел.

– Болит ужасно, – сказал гвардеец. – Я смогу служить?

Артем около минуты осматривал ногу.

– Травма не страшная, но нужно хирургическое вмешательство. Не срочно, но необходимо. Иначе так и будет болеть.