Алексей Немоляев - Полис

Через два дня, конечно, еще ничего не заживет, но Артем был уверен, что гвардеец пойдет на службу, чтобы не оставлять семью без еды. Достаточно было заболеть на неделю, и можно попрощаться со службой, поскольку, если человек не может выполнять свои служебные обязанности, он переставал быть нужным городу, и его выкидывали, обрекая его и его семью на голодную смерть.

В городе работали все, кто мог. Остальные, если у них не было родных, которые могут помочь, умирали. И человек, живущий в городе, привык проводить жизнь на коленях, моля всевышнего о том, чтобы не потерять работу, и чтобы нелюди не нападали так часто – моля обо всем, что приходило ему в голову. Казалось, что так было всегда.

***

После работы Артем пошел к Лизе, пробираясь по въевшимся под кожу переулкам, с которыми были связаны все его воспоминания. Он отворачивался от проходящих мимо людей, от домов, в окнах которых горел тусклый свет, чтобы они не смогли ему ничего напомнить.

Артем постучал в обитую дерматином дверь. Звонка не было. На противоположной от двери стене в полутьме проступала надпись, которая вещала о том, что в одной из квартир, живет женщина легкого поведения. До этого Артем записи не видел.

Дверь открылась, и в проеме возникло маленькое худощавое тело. Было видно, что она не спала всю ночь. Артем виновато опустил глаза и зашел.

– У тебя круги под глазами стали еще больше, – сказала Лиза. – Ты совсем перестал спать?

– Ты-то как? – спросил Артем.

Она ничего не ответила. Артем посмотрел в ее беспомощные глаза. В полутьме освещаемого лампочкой на 30 ватт коридора, девушка казалась беззащитной – не слабой, не хрупкой – именно беззащитной. Она маленькими ручками вцепилась в лацкан его рубашки.

– Пойдем, – сказал Артем. – Через 20 минут выключат свет.

– В лучших традициях блокадного города, правда? – сказала Лиза. – Ты прав, хотя, кажется, у меня где-то оставался кусок свечи.

– Оставь его на будущее, пригодится.

Лиза кивнула, прикусив губу. Она была худой, слишком ходой, Артем взял ее тоненькую ручку и посмотрел на просвет лампы. Рука будто засветилась изнутри.

– Ты слишком мало ешь, Лиза, – сказал Артем. – Тебе надо есть. Тебе надо быть сильной.

Она сжала ручку в кулак, а другой убрала за ухо сползший на лоб черный локон.

– Нам ведь всего по 27 лет, а мы уже так устали от всего, – сказала Лиза.

Пройдя на кухню, она поставила на стол пирог из кукурузной муки, повернулась к шкафу и достала две чашки.

– Мясо?

– Ты же знаешь, где я работаю, – ответила Лиза.

– Сама-то, хотя бы, ешь?

– Конечно, – сказала она и взяла кусок пирога.

– Ты любишь меня больше, чем я того заслуживаю, – сказал Артем, набрасываясь на пирог. – Ты слишком рискуешь, воруя мясо с фермы. Как ты умудряешься пронести его через охрану?

– Это не так сложно.

Артем взглянул на нее.

– Сомневаюсь.

Лиза взмахнула руками.

– Чего ты хочешь от меня?

Артем заметил слезы в ее глазах, вскочил со стула и обнял.

– Ну чего ты? – сказал Артем, гладя ее по волосам.

Лампочка замерцала и потухла. Крошечная квартирка, вместе со всем остальным городом, погрузилась во тьму. Артем подвел ее к кровати и уложил как сестру, накрыл одеялом и сел рядом.

– Как думаешь, люди, которые сейчас правят городом – всегда им правили?

– Почему ты спросил? – сказала Лиза. – Не могли они всегда править городом. Они же люди, все-таки.

– Это верно, – сказал Артем.

Ладони у нее были совсем холодные, и он взял их в свои, чтобы согреть.

– Забавно, но когда-то давным-давно, еще в детстве, я видел этих людей. Они мне казались такими блестящими, словно сделанными не из плоти и крови, а из звездной пыли. Смотря на них, я чувствовал спокойствие. В то время они хотя бы пытались как-то утешить народ, хотя сами исподволь и били его, и лишали всего. Пытались скрыть свой обман, из жалости к человеку.

– Из жалости?

– Жалость – единственное, что мы заслуживаем, – сказал Артем. – Чем старше становлюсь, тем хуже. Теперь нас, не спрашивая, засунули в адское пекло и уничтожают под любым предлогом.

Лиза поднялась на кровати и приобняла его, погладила по голове.

– Я проснулся недавно и понял, что у меня не осталось никаких ценностей, – он задумался, подбирая нужное слово. – Это как остывшая манная каша, противная, помнишь, как в садике?

– Нет, не помню, – она улыбнулась. – Как же мне помнить? Мы уже не ходили в садики.

– Ах, да, точно, – сказал Артем.

– Ты живешь в надуманном прошлом, – сказала Лиза.