Януш Зайдель: Предел

– Для меня, – продолжала она, одеваясь, – разряд не имеет значения. При моей специальности я могла бы стать учительницей… Ну, может, тележурналисткой, но это уже требовало бы разряда повыше… Так что охотнее всего я хотела бы получить четверку и располагать временем…

– Хм, – насмешливо проворчал Снеер. – Ежели человек молод и хорош собой, достаточно четверки и немного самоуверенности.

– У меня никогда не было слишком высоких запросов, – сказала она, пожав плечами, а потом, внимательно взглянув в лицо Снеера, добавила: – Что-то мне сдается, я не очень тебе нравлюсь? Наверно, предпочитаешь интеллектуалок.

Снеер уловил в ее голосе нотку растерянности, а поскольку у него было мягкое сердце, он обнял девушку, и они направились к центру.

Будучи четверяком, он не мог сослаться на необходимость вставать рано, чтобы отправиться на работу… Девушка была в общем-то вполне приятна, и, быть может, у нее действительно не было пунктов на обед. Снеер прекрасно помнил свои финансовые проблемы студенческих лет, а к молодежи – особенно женской ее половине – всегда относился доброжелательно.

Филип проснулся значительно позже обычного, привычно взглянул на часы и мгновенно покрылся холодным потом. Так было всякий раз, когда он убеждался, что опоздания на работу, а значит, и очередного объяснения с начальством, не избежать. Мысль эта всегда сопровождалась слабой тошнотой. Положение Филипа было не из лучших, все чаще шли разговоры об увольнении, о сложностях с работой у таких, как он. Когда он окончил курсы, все было проще: даже некоторых четверяков привлекали к работе. Теперь и тройка не давала никакой гарантии.

Внутренний голос говорил ему, что сегодня не выходной. Голова работала как бы на малых оборотах и подозрительно отяжелела. Лишь спустя довольно много времени, когда в воображении он уже пугливо пробирался мимо комнаты начальника и почти до конца продумал оригинальное объяснение своему опозданию… он неожиданно вспомнил, что может спокойно повернуться лицом к стене и вздремнуть еще несколько минут – тех самых лучших минут, когда можно, стиснув веки, закрепить в памяти эпизоды виденного сна…

Филип вот уже несколько дней был в отпуске. Правда, проводил он его здесь, в Арголанде, потому что выезд куда-либо превышал его финансовые возможности, но и так было приятно: спи, сколько влезет, потом весь день мотайся по агломерации, посещая районы, в которых не бывал годами, гуляй в полдень вдоль берега озера Тибиган и с некоторой завистью поглядывай на тех, кто нанимает прекрасные парусники и моторки, чтобы плавать в обществе загоревших девушек.

Сознание, что сегодня его не ждет встреча с шефом, позволило Филипу вновь спокойно углубиться в полусонные мечтания. Неприятные физические ощущения отступили, мышцы желудка ослабли, и только легкое давление в висках нарушало приятность минуты.

Что могла означать эта легкая головная боль? – Филип пытался было припомнить события вчерашнего вечера, но сон охватил его вновь, заполняя пробел в памяти фантастическими картинами.

Кажется, было какое-то пиво. Много пива, – пронеслось у него в голове, прежде чем он полностью погрузился в дрему.

Около девяти он проснулся окончательно, перескочив из сна в явь так же резко, как погруженный в воду мячик выскакивает на поверхность. Он еще пытался силой воли удержаться за краешек сновидения, но сон выдавливал его из себя решительно и бесповоротно.

Очнулся он со странным чувством разочарования и обиды: не удалось досмотреть до конца прекрасную историю, которую он переживал необычайно реалистично, будучи ее главным героем.

«Всегда так! – подумал он, лежа с закрытыми глазами. – Сон уходит на самом интересном месте, а человек хоть и знает, что это только сон, безуспешно пытается продлить его хотя бы на минутку… и это никогда не удается. А потом, даже если и заснешь, то видишь уже нечто совершенно другое».

Сон был действительно прекрасен. Филип воспроизводил его сейчас, упиваясь содержанием так, что даже перестал чувствовать все еще не отступившую головную боль.

Вдруг он открыл глаза и осознанно оглядел комнату. Одежда была чрезвычайно аккуратно уложена на стуле, туфли стояли ровненько… Да, видно, пива было предостаточно. Оно-то и вызывало у Филипа такой приступ педантизма. Привычка студенческих лет, когда отец укорял его за пивные посиделки с дружками и поздние возвращения домой. Ровненько уложенная одежда должна была свидетельствовать о том, что Филин абсолютно трезв…