Борис Петров - Колокол (СИ)

Даша закрыла лицо руками и заплакала. Чашка с недопитым чаем со звоном упала на пол и разбилась.

— Но почему? Почему?! — всхлипывала она.

— Он выполнял свой долг, — начал Владимир.

— Какой долг? Почему вы его не спасли?! Вы все?! Вы же можете! Вы все можете!!!

— Это был его выбор, это была его судьба. Тут мы бессильны, — я смотрел на нее и не видел, что она думает.

— Да что вы все тогда можете, а? Зачем вы вмешиваетесь в нашу жизнь? Зачем?

Даша выбежала из кухни. Через некоторое время она бросила на стол книгу.

— Кто тебе ее дал? — спросил я ее.

— Какая разница! В ней же о вас написано! Что вы милосердны, что вы заботитесь о детях своих! Зачем тогда все это?! Зачем вы развязали эту войну? — она упала на стул и затряслась в беззвучном плаче.

— Ты многое поняла, но не поняла главного, — сказал я, погладив ее по голове. Она постепенно начинала успокаиваться, — ваша судьба зависит от вас, мы не можем изменить ее. Все, что происходит сейчас — это ваш выбор, мы лишь указываем на возможные дороги, но путь выбираете вы.

— Но вы… вы же можете его воскресить, чтобы он жил!

— Нет, это невозможно.

— Какие же вы боги тогда? — Даша отпрянула, она смотрела на меня глазами полными ненависти, непонимания и страха.

— А мы не боги.

— А кто вы? А кто тогда мы?

Я задумался. Кто же они? Я так и не смог для себя найти точный ответ. Люди по своей сути, но людьми не являются. Они есть, но их и нет.

Даша смотрела на меня, ожидая ответа.

— Мы настоящее, а вы будущее.

Владимир смотрел на меня, и в его взгляде я чувствовал предостережение.

— А мы существуем? — Даша смотрела на меня, ожидая любого ответа, кроме правды.

— Да, вы существуете.

Владимир закрыл лицо руками. «Теперь нас точно разгонят — подумал я» Но врать самому себе уже не хотелось. Я действительно так думал, и считаю так до сих пор.

Шел второй час ночи, когда дверь особняка на улице Поэтов тихо заскрипела. В темноту ночного холла скользнули тени.

— Два расчета на второй этаж, вы просматриваете первый, — плотный мужчина в маске со штурмовой винтовкой командовал приглушенным голосом. Живых не брать. Мы не знаем, кто из них кто. Да благословит нас Пророк. Начали.

Группы разделились, и начали медленно двигаться к дверям.

Владимир спал, когда я легонько потряс его за плечо.

— Тихо, у нас гости.

Владимир бесшумно соскочил с кровати, звериный оскал уже начал появляться на его лице, когда он вспомнил.

— А Даша где?

— Не беспокойся, она спит, ее не найдут. Как все закончится, за ней приедет Дима.

— Слышишь, они уже на втором этаже.

— Я чувствую, — густой запах гнили бил мне в нос, глаза начинали слезиться от смрада, — ты готов?

Волк посмотрел на меня немигающим взглядом желтых глаз, я кивнул ему, и страшный волчий вой огласил округу.

Началась яростная пальба. Двери и стены были буквально изрешечены, все кругом было покрыто осколками оконных стекол, ваз, зеркал. Столбы пыли в лунном свете кружили зловещие хороводы, то и дело проницаемые трассами пуль.

Отряд ордена ворвался в комнату. Раненый зверь бросился отчаянным прыжком на врагов, разбивая ряды.

Вращая древним ассирийским мечом, я отражал удары огненных стрел, но полученные ранения позволяли все новым и новым смертоносным осам пробивать золотые доспехи. Я умирал. Сквозь пелену боли, я слышал, как борется Владимир, как вторит ударам его сердца мои разящие выпадам, как подгибаются лапы зверя, как тускнеет свет в глазах.

Умирать не страшно, когда умирал уже много раз, это не страшно. Но это не и просто, каждый раз ты переживаешь свою смерть по-настоящему, чтобы не говорили эти теоретики. Но кто нас предал? Кто?

Я упал, десятки огненных ос вонзилось в меня, я понял, что почти умер. Из последних сил, я послал сигнал Диме: «Не надо, не справишься. Позаботься о Даше, она в тайной комнате. Отвези ее домой».

Я посмотрел на зверя, он был мертв, псы ордена один за другим разряжали в него обоймы, но он ничего не чувствовал, он был мертв.

Меч горел ярким пламенем, никто из псов не посмел подойти ко мне. Я закрыл глаза, выдохнул в последний раз. Рев победителей ушел вдаль, вспышки выстрелов потерялись во мраке стен, туннель поглощал меня, в голове бил колокол. Он бил с яростной неистовостью, он бил так, что голова вот-вот лопнет, развалится на две части, болело все тело. Боль была настоящая, она всегда была настоящая, никто не мог этого объяснить, но мы все чувствовали, всегда, каждый раз, в каждый момент ранения и смерти. Мы рождались, мы росли, жили, мы умирали, мы существовали в этом мире. Дно слилось воедино со стенами туннеля, я влетал в него, вворачиваясь, врезаясь, распадаясь на мириады частиц, строк. Я увидел грядущее. У фигуры теперь было лицо — это было женщины, в корзине лежал младенец в белых пеленках. Я улыбнулся, значит не зря, значит не зря. Я умер.