Михаил Першин - Конец света

Холодильник противно запикал, напоминая об открытой дверце. Женя промахивался пробкой мимо горлышка и злился, что современная техника не настолько современна, чтобы понимать счас-счас-счас .

Наконец, закрытая бутылка скользнула на полку, дверца захлопнулась и наступила такая глубокая и блаженная тишина, какой бы не было, закрой Женя холодильник вовремя. И тотчас сложный комплекс чувств возник заново.

Женя прошлепал в спальню. То есть днем это была гостиная или кабинет, а порой и столовая. Но ночью – спальня. Женя лежала, уткнувшись носом в подушку, такая вся из себя… Одеяло сползло с плеча… С одной стороны выпорскнулась пяточка, с другой – коленка… В общем, сложный комплекс чувств пополнился ощущением уюта , а мысли о поэтических несовершенствах некоторых песен исчезли вовсе… Короче, все закончилось любовью . Тоже уютной и беззвучной, чтобы не разбудить Катьку.

И зачем понадобилось вставлять в рассказ этот эпизод, который не то что со звездочками, но и без них ну ни малейшего отношения к его теме не имеет? – – Ладно, вставили, и вставили. Что особенного? Давайте уже пойдем дальше. – – Нет погодите, надо разобраться. Как сказал классик, «дойти до самой сути». В чем-то там, и – вот именно! – «в сердечной смуте». Ведь что-то же автором двигало, побуждало, так сказать. Уж не та же ли пошлость? Хотя… Если так, он бы в деталях всё описал, нет разве? – – Пожалуй… – – А вот пожалуй, что и нет! Ведь не сказал же он прямо и честно: «закончилось… – ладно, пусть не по-матерному, но например – …совокуплением». Постеснялся: «…любовью»! И что, так – лучше? Красивше? Скромнее, может быть? Черта с два! А по Морковцеву, так даже гаже. – – Почему гаже? Нормально: «любовь» – хорошее слово, чем оно вам не угодило? – – А тем, что, выходит, это – любовь. То есть когда… совокупление, мягко выражаясь. А как в таком случае изволите называть, там, слова разные, ручка в ручке, глаза в глаза, сердце бьется, дыхание замирает, всякие сюси-пуси, телячьи нежности, гулянье под луной, любование профилем и фасом, «разви́тым локоном играть и край одежды целовать», румянец от случайного касания коленками, слезы в подушку, глупые рифмы, и др., и пр.? А? Это что? Что это, я вас спрашиваю! – – Ну, это… тоже любовь? – – Ах, тоже! Спасибо вам за это «тоже». Низкий поклон! Так что не выкручивайтесь! Пошлость есть пошлость, гадость есть гадость. И не в том они, что муж с женой чем-то там занимаются, чем им и положено заниматься, а в том, что кое-кто слов боится и строит из себя бог весть какую невинность, а сам в щелочку-то и подглядывает. – – Да в какую щелочку? Причем тут щелочка! Никуда никто не подглядывал. – – А откуда автор узнал, чем они занимались, а? Молчите? То-то! А туда же: «в сердечной смуте, в сердечной смуте»! – – Да это вы про смуту сказали. Причем тут я? Причем тут автор? – – Да какая разница: вы, я, автор? Поехали дальше!

Они лежали, и сна, который обычно наваливается после… В общем, после этого … На сон не было даже намека.

Они лежали и лежали. А потом он сказал:

– Спасибо.

– За что? – спросила она.

– За воду.

И еще только начав говорить, понял, что это не то . Но было поздно, и она произнесла с оттенком разочарования:

– А-а-а…

А как исправить положение, он не знал. Он помолчал еще немного, чтобы получилось не продолжение неудачного разговора, а новый разговор, и спросил:

– Тебе было хорошо?

Он знал, что она ответит: «Очень». И она ответила:

– Очень. А тебе?

Это «А тебе?» он тоже знал, что она скажет.

Он ответил мычанием, которое в книжках передается с помощью «Ага» или «Угу», но на самом деле является двумя «М» разной глубины.

Так они поговорили некоторое время, и, убедившись, что сон не приходит не только к ней, но и к нему, она спросила:

– Много было вопросов?

Но ему почему-то не хотелось говорить о своей работе. Или нет: ему вообще не хотелось говорить, и не почему-то , а вполне естественно. Он сказал:

– Так… А что у тебя?

И тут она почему-то (опять это почему-то ) вышла из себя. И бросила раздраженно-иронически:

– Что это ты вдруг обо мне вспомнил?

Не мог же он сказать: «Как это вдруг ! Я спросил: Хорошо тебе было? » И ответил незамысловато:

– Как это вдруг? Я всегда интересуюсь.

Они немного попрепирались в духе Когда ты последний раз спрашивал о моих делах? – Да вот… Ну… Я не помню, вчера или позавчера. – Вот именно «Не помню» – и так далее. Наконец, она дала себя убедить, что он всегда интересовался, просто не спрашивал, считая, что она сама расскажет.