Николай Шмелёв - Фобос (СИ)

Они не заставили себя ждать и, под благовидным предлогом спасения шахтёрских жизней, двум кораблям предлагалось немедленно отправиться на Луну. После долгих препирательств с командованием, Виноградов выбил сутки на отдых, мотивируя свою просьбу усталостью экипажа и необходимостью технического осмотра эксплуатируемой техники.

Утром, оставив команду отдыхать после ночного посещения злачных

мест «Орбитера», Шелтон сел в челнок, следующий до Нью-Йорка. Для него, конечная точка назначения находилась в Бруклине: между

Чёч Авеню и Беверли Роад — в маленьком неприметном подвальчике. Чтобы избежать возможной слежки, Ник высадился у Бруклинского моста, после чего незамедлительно взял такси до своего любимого ресторанчика, расположенного на Манхэттене — прямо в противоположной стороне от нужного ему места. Там его знали и появление завсегдатая в данном заведении на Квинз Плаза, не могло вызвать подозрений. Ресторанчик жил своей жизнью. Постепенно, он скатывался до уровня затрапезного кабачка, которого и кабаком-то назвать, уже не представлялось возможным, чтобы, при этом, не поморщиться. Разношёрстный люд заполнял всё видимое пространство, так же, живя своей жизнью, отдельной от означенного заведения: телом пребывая тут, а душой находясь в астрале, созданного горячительными напитками. На подиуме демонстрировали групповой стриптиз-шоу. Три танцовщицы и один танцор пытались в замученных телодвижениях изобразить подобие страсти. Выходило это у них из рук вон плохо: то ли публика сама так умела, то ли они растеряли энергию, столько времени кривляясь в однообразных позах — у посетителей получалось лучше. «Фальшь, — подумал Ник, наблюдая за тем, как работает стриптизёрша у шеста. Две товарки крутились рядом, пытаясь: то ли снять кожаные штаны, то ли надеть поверх них синтетические трусы. «Как в российском провинциальном автобусе — в час пик», — родился у Шелтона ответ на театрализованную постановку. Танцор в замученной агонии танца, так же не остался без внимания спецназовца: «Как глиста или навозный червяк, перед посадкой на рыболовный крючок».

Ник ещё раз осмотрелся и среди рукотворного хаоса, его взгляд привлекла незнакомая фигура дамы, в одиночестве сидящей за столиком и не вписывающейся в гуляющий контингент. Отточенные черты лица смутили, вызвав в душе подозрения. В голове, почему-то, промелькнула мысль об Атлантиде. «Корпорация не послала бы шпионку с такой вызывающей внешностью», — подумалось ему. Казалось, она не обращала внимания, не только на Шелтона, но и на окружающий люд, который не сдерживал свои эмоции. В диких плясках, подражающих шаманам коренного населения Америки, народ развлекался, как умел. Один из завсегдатаев, сам не подозревая

о своих скрытых внутренних резервах, показал всё, на что был способен. Этого хватило, чтобы на время отвлечь внимание всех присутствующих на себя, а Шелтон, махнув стакан, решил уходить — не попрощавшись. «Может быть — это всё надумано, но, как известно — бережёного Бог бережёт!» Для начала, он решил посетить туалет и раствориться в подсобных помещениях заведения, ставшего родным, а родные стены, как известно — помогают. Исчез он прямо из сортира, уходя по Нью-Йоркской канализации, следуя на ближайшую станцию метро. «Пронесло!» — подумал Ник, пробираясь по зловонному

коллектору. То, что есть прямые соединения клоаки с метрополитеном, знают немногие, из числа обывателей. Так же, немногие знают о том, что бесполезно клеить усы и бороды, потому что глаза, всё-равно выдадут, а тёмные очки, в метро, вызывают подозрения полицейских ещё больше, чем беременный живот у мужика. Прикинувшись обывателем средней руки, затеряться в переходах Нью-Йоркского метрополитена — делать нечего, чем Ник и не замедлил воспользоваться. Через пару часов, он уже обсуждал дела со своим знакомым мастером, сидя в уютном подвальчике, на Беверли Роад. Попивая выдержанный в дубовой бочке красный кубинский ром, который Шелтон предусмотрительно прихватил с собой, умелец рассказал Нику, какие изменения внёс в рисунок скрижали:

— Носатому гегемону фэйс подкорректировал. Кое-что убавил, а гегемонихе, наоборот — добавил. Знай наших! Да, и мужику шнобель удлинил, который вы, американцы, носом зовёте.

Старый белый русский эмигрант, в седьмом или восьмом поколении, рассказывал о проделанной работе с таким упоением, с которым поют колыбельную песню на ночь детям или травят анекдоты, но уже взрослым дядям в подворотне. Его предки прибыли в Нью-Йорк через Константинополь, ещё во времена первой волны эмиграции. Вынужденного переселенца постоянно мучила ностальгия, приведшая к неистребимой тяге нагадить на белый рояль «Станвей», стоящий в яхт-клубе. Про рояль он услышал в анекдоте и теперь мучился вопросом: «Зачем он нужен яхтсменам?» Извечная русская загадка: на хрена козе баян, и не только он, но и любой другой музыкальный инструмент — не даёт покоя многим поколениям славянских душ. Даже, будучи американизировавшимися на берегах Манхэттена, они за каждым углом ищут рогатое существо, которому можно подать монетку, за виртуозное исполнения на баяне «Славянского марша».