Юрий Никитин - Скелет в шкафу

Один сказал строго на арабском:

– Стой!.. Дальше нельзя!

Я уловил диалект жителя Эль-Бахи, сразу же перешел на него, добавив протяжность гласных, чем-то похожую на старомосковский говор:

– Что случилось?.. Мы что-то нарушили?.. Тогда обойдем другой дорогой, простите…

Часовой сказал уже не так резко:

– Да, вам придется обойти. Можно справа, можно слева, но этот квартал под особой охраной.

– Спасибо, уважаемый, – сказал я на том же диалекте, – мы обойдем…

Он сказал уже почти миролюбиво:

– А как вы оказались здесь?.. Мы знаем точно, кроме нас здесь из Эль Риада никого…

Я ответил почтительно:

– Я профессор из Москвы. С детства был воспламенен священными текстами Корана, выучил его наизусть, изучил труды Акбара Салахуддина, Фазлур Рахмана, Мусы аль-Джаила, Фетхуллаха Гюлена и других мудрецов.

Он бросил взгляд на молча замершую Ингрид.

– А это…

– Жена, – сообщил я. – Московская берберка. Языка родного не знает, но сохранила гордость, красоту и независимый нрав своей расы. Я как только ее увидел, сразу возжелал в жены. По обычаю русских, я дал за нее ящик водки, она того стоит, а она, по обычаям своего народа, дала за меня двух коз.

Из дома вышел поджарый боевик в военной форме, остро взглянул в нашу сторону.

– Сархан, что там?

Наш часовой крикнул:

– Абдулла, ученый человек из Москвы, что Коран знает лучше муллы и муфтия. Воспламенен идеями ислама, принял его и в жены взял берберку…

Боевик, которого назвали Абдуллой, подошел к нам, острый взгляд пробежал по мне и моей женщине.

– Русские?

– Для Аллаха нет русских, – ответил я, – нет арабов, нет персов, а есть только мусульмане или неверные. Так и надо отвечать Мункару и Накиру, что вскрывают в день Страшного суда могилы и грозно вопрошают «Хто ты?».

Он внимательно вслушивался в мое произношение, покачал головой.

– Вот уж не думал, что встречу здесь человека, говорящего на эльбахском диалекте! Уважаемые, приглашаю вас посетить мой караван-сарай, чтобы я мог выслушать вас и помочь всем, чем позволит мне Аллах.

Я ощутил на своей спине запрещающий взгляд Ингрид и ответил учтиво:

– Буду счастлив, уважаемый…

– Абдулла аль-Джауф, – подсказал он. – Прошу вас, дом прямо перед вами. Вам повезло, что вы встретили нас. У нас не самый крупный отряд, но у нас командиром сам Али Шариати!

В голосе звучала такая гордость, что я сразу же заглянул в инет, охнул с подчеркнутым восторгом:

– Да не может быть?.. Принц?.. Из семьи короля?

Он кивнул, весь воспламененный восторгом.

– Он самый.

– Как он… оказался здесь?

Он ответил с торжеством:

– Ему был глас с небес, он в тот же день покинул свой дворец и жен, взял автомат и на свои деньги снарядил целую армию. Она сейчас на той стороне границы, а сюда он лично привел отборный отряд, чтобы показать миру ислама, как далеко могут продвинуться его отважные сыновья!

Он с поклоном пропустил нас в дом, просторная квартира украшена с предельной восточной роскошью, которую можно обеспечить за пару часов, везде дорогие ковры, которые французы посчитали бы за честь повесить в Версале, за инкрустированный драгоценными камнями столик Лондон отдал бы корону британских королей, а кубки на столике если не из золота, то из чего-то более драгоценного, чем золото.

– Располагайтесь, – сказал он, – я сейчас вернусь.

Когда он вышел, Ингрид спросила шепотом прямо в ухо:

– Что за принц? Настоящий?

Я ответил еще тише:

– В королевской семье их называют саудитами, двадцать пять тысяч человек. Из них двести чистокровных принцев…

Она сказала разочарованно:

– А-а-а-а…

Дверь из внутренних покоев распахнулась, Абдулла вошел и тут же отступил в сторону, весь почтительный и восторженный. Следом за ним шагнул высокий красивый юноша, чем-то показался похожим на Синдбада, такой же сухощавый, жилистый, с умным подвижным лицом, крупными орлиными глазами и горбатым носом, а небольшая черная бородка ничуть не портит его смуглое лицо.

Одет подчеркнуто просто, обычный камуфляж, пистолет в кобуре и автомат через плечо, даже не знаю, как его отличают от рядовых. Хотя, возможно, это нарочито.

Точно так же перед Куликовской битвой князь Донской свои позолоченные латы надел на боярина Бренка и поставил его под княжеское знамя, а сам в одежде простого ратника скрылся среди войска. В результате Бренка, конечно, убили, а сам Донской сражался среди рядовых и с победой вернулся в Москву.