Филип Фармер - Т. 13. ЭКЗОРЦИЗМ. Ловец душ. Плоть

Люди бывали удивлены и разочарованы малыми размерами ямы. Очевидно, они ожидали увидеть нечто, занимающее несколько акров. Но от огромного смоляного провала, занимавшего некогда большую часть Лос-Анджелеса, осталась лужа не шире футбольного поля. Позади музея было еще несколько лужиц, и зверьки вроде белок или гоферов до сих пор попадались в них, хотя им и нужно было преодолеть проволочное заграждение, чтобы угодить в лужу. Но если разочарованный турист продолжал прогулку по парку, он мог заметить, что меж травинок то и дело просачивается смола. Если он был одарен воображением, чувство он испытывал неприятное. Жидкий битум залегал под травой и бетоном совсем неглубоко, и он выжидал Его темные пятна словно говорили: «Когда-нибудь этот тоненький щит исчезнет и я вернусь. И все станет, как прежде. Не будет мамонтов и пещерных волков, огромных львов и саблезубых тигров, верблюдов и гигантских ленивцев. Но будут другие животные, которых я смогу погубить. А возможно, иной раз мне попадется и человек — одетый в шкуры охотник на зверей, достаточно невнимательный, чтобы оступиться».

Карфакс недолго простоял возле ямы. Глаза его болели и слезились, слизистая оболочка носоглотки горела. Он поспешил вернуться в отель, пройти сквозь его тройные двери и оказаться в помещении со сравнительно чистым и прохладным воздухом. Возможно, к вечеру засеянные днем облака прольются дождем, и денька три воздухом метрополии можно будет дышать. Только эта технология, при всей своей дороговизне и малой результативности, делала жизнь в Лос-Анджелесе сносной. Это она внушала надежду и удерживала жителей города от переезда до тех пор, когда появятся электромобили и воздух станет таким, как в 1973 году [2] Шутка довольно горькая в 1973 году в Лос-Анджелесе был отмечен крайне высокий уровень загрязнения воздуха .

Мир загрязнен сильнее, чем десять лет назад, но еще через десять лет он станет гораздо чище Предсказатели конца света ошибались.

Карфакс поужинал в ресторане отеля. Через десять минут после того, как он вернулся в свой номер, зазвонил телефон. Карфакс включил его и увидел Патрицию в кабинке автомата возле аэропорта Риверсайда.

— Как долетела? — спросил он.

— Никак не успокоюсь, — пожаловалась она, а затем улыбнулась.

— Ты выглядишь вполне спокойной, — возразил он. — И даже милой.

— Спасибо. Ты узнал, хотя неважно. Я приеду в… к тебе. Или ты считаешь, что нам не стоит останавливаться в одном отеле?

— Линия наверняка не прослушивается, — сообщил он. — Пока во всяком случае. Конечно, приезжай, как и собиралась. Я не думаю, чтобы..

— Чтобы — что? — нахмурилась она.

— Неважно, — спохватился он.

Если сказать, что он не считает Вестерна опасным, она может и рассердиться. Но хотя он и не опасен в ее понимании, он может быть опасен для всего человечества в целом. Впрочем, не стоит делать бездоказательных заявлений.

— Просто приезжай — Он выждал, чтобы удостовериться, не хочет ли она сообщить еще что-нибудь, но она только попрощалась, и экран погас.

Добравшись до отеля, Патриция вновь позвонила Карфаксу. Он назвал ей кодовое слово, отпирающее его дверь. Ужин, заказанный для нее, до сих пор не доставили. Шеф-повар извинился: мол, ужин был погружен на механическую «черепашку» и добрался аж до лифта. Там «черепашка» сломалась, и ею занялись гостиничные техники. Свободных «черепашек» в его распоряжении нет, но ужин будет доставлен не позже чем через полчаса, даже если ему придется принести его лично.

Из динамика послышался голос Патриции, произносящей кодовое слово, и дверь открылась. Патриция очень мило выглядела в своей «нине» — наряде, состоявшем из очень короткой юбочки и жесткого треугольного щитка, свободно свисающего с шеи на грудь. Обе детали костюма выглядели словно сплетенные из травы, хотя в действительности были пластиковыми. Точно такой наряд носила Белая Богиня Изага, она же Нина Т., в телесериале «Торговец Хорн». Карфакс был одет в стиле «исследователь джунглей», только без пробкового шлема. Патриция села очень осторожно, поскольку под юбкой у нее ничего не было. Ей приходилось следить и за тем, чтобы не наклоняться низко и не поворачиваться слишком резко, иначе обнажились бы груди. Карфакс находил ее скромность смехотворной: ведь на пляже она загорала голышом. Но правила приличия в отношении одежды никогда не отличались разумностью, хотя каждое из них в отдельности вроде бы имело смысл.