Филип Фармер - Т. 13. ЭКЗОРЦИЗМ. Ловец душ. Плоть

— А что же еще? — спросил жрец. — Это несчастные женщины, проклятые бесплодным чревом. Сюда они приходят после годичных стараний забеременеть от собственного мужа, и мы устраиваем им обследование. У некоторых мы находим болезни, которые можно вылечить, но не у этих. Для этих мы не можем сделать ничего.

И там, где отступает наука, должна быть призвана вера. Эти несчастные приходят сюда каждый день — кроме святых праздников, когда посещают церемонии в других местах — и молят Готию послать им мужчину, чье семя оживит их мертвое чрево. Если за год они не будут благословлены ребенком, они обычно вступают в орден, где могут служить своей богине и своему народу.

— А вот Арва Линкон? — спросил Сарвант, назвав блондинку. — Немыслимо, что женщина такой красоты и аристократической фамилии должна ложиться с каждым встречным.

— Та, та, та, мой дорогой! Не с каждым. Ты, может быть, не заметил, что все входящие сюда мужчины сначала идут к боковому входу. Там мои добрые братья проверяют, что эти люди могут дать здоровое семя. Человек больной или по другой причине не подходящий для отцовства отвергается. А красавец он или урод, мы не обращаем внимания: важны только семя и чрево. Личные вкусы также не учитываются. Кстати, почему бы тебе не пройти осмотр? Нехорошо быть эгоистом и отдавать все свое семя одной женщине. Твои обязанности перед Готией не меньше, чем перед любой ипостасью Великой Белой Матери.

— Я должен идти подметать, — буркнул Сарвант и быстро ушел.

Он закончил с полом в главном притворе, но усилия воли на это ушли колоссальные. Он не мог заставить себя не смотреть время от времени на Арву Линкон. В полдень она ушла и больше в этот день не возвращалась.

Этой ночью он опять плохо спал. Ему снилась Арва, входящая в кабинку с этими мужчинами — всего десять, он их сосчитал. Он помнил, что должен грех ненавидеть, а грешника любить, но из этих десяти грешников он люто ненавидел каждого.

Когда настало утро, он поклялся, что не будет ненавидеть тех, кто придет к ней сегодня. Но уже произнося клятву, он знал, что выполнить ее не сможет.

В этот день он насчитал семерых. Когда уходил седьмой, ему пришлось сбежать в свою комнату от непреодолимого искушения побежать за ним и сомкнуть руки у него на горле.

На третью ночь он молился о наставлении.

Оставить храм, поискать другую работу? Если остаться, он тем самым косвенно утверждает эту мерзость и прямо ей служит. Более того, он может взять на свою совесть ужасный грех убийства и кровь человеческую на руки свои. Этого он не хотел. Нет, хотел! Но этого нельзя хотеть, нельзя!

А если уйти — это значит не сделать ни малейшей попытки уничтожить зло, удрать, как трус. Хуже, тогда Арва никогда не поймет, что участием в этой пародии на религиозный ритуал она наносит пощечину Богу. Выбраться из храма ему хотелось больше, чем хотелось чего-нибудь за всю жизнь — больше даже, чем оказаться на «Терре» и нести Слово невежественным язычникам других планет.

За все эти восемьсот лет он не обратил ни единой души. Но он пытался. Он делал все что мог, и не его вина, если уши их были глухи к Слову, а глаза слепы к сиянию Истины.

На следующий день он подождал, пока Арва в полдень вышла из храма. Тогда он прислонил щетку к стенке и вышел за ней в солнечный, гудящий, грохочущий день дисийской улицы.

— Леди Арва! — позвал он. — Я должен с вами поговорить.

Она остановилась. Лицо ее скрывал капюшон, но ему показалось, что она глубоко стыдится и страдает. Или так ему показалось, потому что он этого хотел?

— Могу я пойти рядом с вами? — спросил он.

— Зачем? — удивилась она.

— Потому что иначе я с ума сойду.

— Не знаю, — заколебалась она. — Ты, правда, брат Солнце-героя, так что идти рядом с тобой не уронит мое достоинство. С другой стороны, у тебя нет тотема и ты делаешь работу нижайших из презренных.

— Да кто ты такая, чтобы говорить мне о низости! — зарычал он. — Ты, принимающая всех, кто приходит!

Она широко раскрыла глаза:

— В чем я не права? И как смеешь ты так говорить с носящей имя Линкон?

— Ты… ты шлюха! — выкрикнул он английское слово, хотя и знал, что она его не поймет.

— Что это значит? — спросила она.

— Проститутка! Женщина, продающая себя за деньги!

— Никогда не слыхала ни о чем подобном, — сказала она. — Что это за страна, из которой ты явился, где сосуд Святой Матери может так себя позорить?

Он постарался успокоиться и заговорил тихим, дрожащим голосом: