Алан Фостер: Рассказы

Джером слушал его, покачивая прибором дистанционного управления.

— Я провел всю ночь и все утро, устанавливая связь с Восточным Звеном. Все подтверждает то, о чем я говорил с четвертого числа. Поставив эту проблему перед СПАПИ, мы все рискуем. Компьютер может не выдержать. Я имею в виду, любой нормальный компьютер, хотя для СПАПИ понятие нормы вообще неприемлемо.

— Вы — хороший малый, Кен. Вы — лучший инженер-теоретик, с которым мне случалось работать. Может быть, вас назначат руководителем этой программы после моего ухода.

— Я не могу говорить о том, чего не существует.

Стревелл вздохнул:

— Смотрите: двадцать пять лет моей жизни и почти вся моя репутация сосредоточены в этом кубе, набитом электроникой. — Он показал на ровно гудевшую машину. — Неужели вы думаете, я стал бы рисковать всем этим, если бы чувствовал какую-то возможность потери работоспособности, не говоря уж о худшем ущербе? Машина работает двадцать часов в сутки, еще четыре уходит на плановый ремонт и перепроверку. Полмира нуждается в ней для принятия решений или хотя бы для обмена информацией. Даже русским она нужна. Она помогает им предсказывать возможный неурожай раз в десятилетие.

— Вильсон подтвердил мои расчеты.

На мгновение великий человек задумался.

— Кенджи Вильсон, из МИТ?

Джером кивнул. Стревелл подумал немного, потом к нему вернулись его отеческая улыбка и оптимизм.

— Вильсон — лучший из ныне живущих специалистов-аналитиков, Кен, нет сомнения, но он основывает свой расчет на информации самой СПАПИ, а она, очевидно, не склонна решать задачу. Кроме того, он не знает СПАПИ, как я ее знаю.

— Никто ее так не знает, Хэнк, это ясно. — Джером в отчаянии испробовал другой путь. — Слушайте, может быть, хотя бы отложить все с тем, чтобы я смог уточнить цифры?

Он поднял прибор управления, нажал на маленькие кнопочки. На небольшом экране вспыхнула серия уравнений и возникли физические иероглифы, по сложности понятные, может быть, сотне специалистов в мире.

Стревелл покачал головой:

— Я наблюдал вашу работу в течение нескольких недель, Кен. Сейчас она мне не нужна. — Он жестом показал на наблюдательный отсек и подвел туда Джерома. — Там пять сенаторов, да еще представители от всей Европы и Азии. Я не могу этот сделать. — Глаза его блеснули. — Вы знаете, — продолжал он, — что мне обещала группа сенаторов? Если мы получим осмысленный ответ на вопрос, мы сможем продолжить наши опыты, а после утверждения госбюджета удвоить возможности СПАПИ. Удвоить! Вряд ли я могу пожать плоды этого, но ничего. Это будет мое наследие, этот компьютер, который не просто сравним с человеческим мозгом, но, по крайней мере, не уступает ему.

— Но эта программа, — устало сказал Джером, — может снять вопрос о наследии, Хэнк.

«Не так бы надо, подумал он печально. Мне не хватает уверенности, эмоциональности. Я сухой человек, живущий с калькулятором. Будь проклята твоя энергия! Какого черта ты настаиваешь на этом?»

Уравнения не выглядят достаточно солидными. Но, глядя на выражение лица великого человека, Джером не был уверен, что и самый солидный математик в университете мог бы его сегодня переубедить. Он принял необходимость решения задачи.

Пятеро сенаторов. Джером попытался убедить себя, что он не прав, что не прав и Вильсон. Могло быть, конечно, и так. Стревелл знает, что делает. Говорили ведь, что СПАПИ нельзя построить, а он ее построил. Он доказал, что все ошибались. Среди его оппонентов некогда был и молодой, блестящий теоретик Кеннет Джером.

Надеюсь, Бог покажет мне, что я сейчас не прав.

Звучали тихие приветствия, представления и светские разговоры, маскирующие нервозность. Допустили всего двух журналистов, из «Нью-Йорк Таймс» и из «Шпигеля». Это были друзья Стревелла с давних лет. Теперь они вознаграждены за давнюю поддержку его. Стревелл никогда не забывает ни программ, ни друзей.

Он уселся на стул у пульта, коснулся рукой приборов, вполголоса поговорил с помощниками. Джером стоял позади. Он мог помочь великому человеку, если бы тот забыл какой-то пункт программы. Но у Стревелла тело молодого человека, а ум — как у немногих. Он не сорвется, ни физически, ни умственно.

— Прошу тишины, — сказал техник.

Многоязычное бормотание прекратилось.

Стревелл щелкнул выключателем:

— Кондиция?

— Есть.

— Вторая матрица?

— Подключена, — прозвучал тихий ответ.

Стревелл был слишком прозаичен для театральных жестов. Он просто нажал кнопку.