Филип Фармер - Т. 19. Ночь света. Отче звёздный. Мир наизнанку

Солнце снова вспыхнуло, и Кэрмоди почувствовал себя как будто связанным — словно гигантские руки обмотали его прочным тросом и теперь тянули за оба конца. Грудь сдавило так, что стало нечем дышать.

— Джон Кэрмоди! — послышался голос, далекий и жалобный. — Злой Джон Кэрмоди! Ты здесь?

Это был голос миссис Фрэтт.

Священник повернулся — звук исходил откуда-то с дальнего края крыши. Но там никого не было.

— Кэрмоди! Верни мне сына! И глаза!

Он задрожал, ожидая, что вот-вот старуха материализуется из пустоты, как это случилось с Мэри. Но воздух не сгущался, а только посверкивал розовато-лиловыми искрами.

— Ты убийца, Джон Кэрмоди! — Голос стал злее. — Ты родился убийцей и им же умрешь!

— Миссис Фрэтт… — произнес он вслух и со всех ног бросился к лифту.

Спустившись вниз, он вошел в зал, где погиб Лифтин.

Присутствующие сидели в креслах вокруг большого круглого стола, которого раньше здесь не было.

Спросив у Йесса позволения говорить, Кэрмоди рассказал им о голосе.

— Ты чувствуешь вину перед миссис Фрэтт, — ответил Йесс. — Ты знаешь, что должен был постараться все-таки отговорить ее от мести. Но ты запаниковал и позволил возобладать своим старым рефлексам.

— Я не мог ее убедить, — с жаром возразил священник. — Она была не одна. Абду требовал, чтобы она осуществила задуманное, и если бы она отказалась, он сделал бы это сам.

— Если бы ты от всей души верил в то, что говоришь, то не услышал бы голоса миссис Фрэтт, — сказал Йесс.

— Но я же не святой! — воскликнул Кэрмоди.

Йесс не ответил. Минуту длилась тишина.

Люди за столом ели, не отводя глаз от кубков с вином и полусъеденных кексов, сделанных в форме семи Отцов. Жрецы и жрицы, сидевшие с краю стола или стоявшие в разных частях огромного зала, молчали или о чем-то тихо шептались.

Наконец Тэнд поднял голову:

— Не отчаивайся, Джон. Все мы, кто по несколько раз прошел через Ночь, попадали в подобные ситуации. Мы называем их «остатками». Ты можешь пережить семь Ночей, но так и не избавиться от них.

Я говорю это не для того, чтобы напугать тебя, а для того, чтобы познакомить с реальностью этого мира, который по сути своей является разнообразием потенциальных возможностей… — Он замолчал, откашлялся и улыбнулся. — Я пытаюсь воздержаться от излишней болтовни. Иногда происходят случаи — правда, очень редко, — которые мы называем ретропреобразованием. Самым известным и, пожалуй, самым постыдным является случай с Руугро. Он был одним из Отцов предыдущего Йесса. Во время седьмой Ночи после появления Йесса Руугро вдруг изменился. Никто не знает, как и почему, но он стал заклятым эльгулитом. И ему едва не удалось возродить нового Эльгуля, но его вовремя убили.

— Значит, нам никогда нельзя расслабляться? — спросил Кэрмоди.

— Каждое дыхание жизни порождает добро или зло, — сказал Йесс. — Борьба ожидает человека на каждом шагу. И на этом пути нет остановок.

— И даже Йесс может однажды стать Эльгулем? — не унимался священник.

— Нет, никогда, — ответил Йесс. — Сыновья Бунты, хоть и обречены однажды умереть, все же не являются смертными.

Кэрмоди попытался привести в порядок свои мысли о Йессе и понять то, чего еще не знал. Как мог «бог добра», если он действительно таковым являлся, стать причиной стольких смертей и разрушений? Его мысли прервал голос жреца, который обратился к Йессу:

— О, сын Бунты. Эльгулиты собираются перед храмом. Они готовятся к штурму здания.

Йесс кивнул и встал из-за стола, на котором стоял золотой подсвечник, выполненный в форме змеи. Свеча, которая должна была находиться в нем, отсутствовала. Давным-давно Кэрмоди так надругался над телом убитого Йесса, что от трупа осталась лишь горстка золы. Прах смешали с жиром птицы троджар, но нынешний Йесс съел эту крохотную свечу пару Ночей назад.

Увидев пустой подсвечник, Кэрмоди на миг почувствовал вину. Он осознал, что кэриняне думали, что новый Йесс питался божественностью и духовной силой, поедая прах старого Йесса, но злодеяние Кэрмоди лишило их этой святыни. Однако, хоть кэриняне и знали о его поступке, он никогда не слышал от них слов осуждения.

Встав из-за стола, Йесс коснулся подсвечника рукой, словно хотел, по крайней мере, набраться сил от прежних ассоциаций. Потом поднял голову, закрыл глаза и начал петь молитву. Он молился на древнем языке, который знали только боги.

Тэнд взял Кэрмоди за правую руку, жрица — за левую, и все присутствующие, кроме Йесса, взялись за руки. Они стояли бок о бок, образуя полумесяц, который как бы защищал Йесса.