Филип Фармер - Т. 19. Ночь света. Отче звёздный. Мир наизнанку

И тут вторая группа решила, что пришло время действовать, и обрушила на Кэрмоди объединенную силу своих чувств. И тот, открывшись, зашатался от этого удара.

Тьма, тьма, тьма…

Экстаз…

Он, Джон Кэрмоди, будет таким, каким хотел быть всегда: недосягаемым и сильным, дерзким, целеустремленным и сметающим все на своем пути. Ему не будут угрожать телесные превращения. Он останется неизменным, с таким же телом, разумом и душой. Да, он, Джон Кэрмоди, закалится в пламени темного экстаза, и никакие изменения не устрашат его. Целые народы будут умирать вокруг; звезды будут остывать и угасать, а планеты — замедлять свой бег и падать на свои светила, тогда как он, великий Джон Кэрмоди, по-прежнему будет странствовать по огромной Вселенной, бродить по вновь рожденным планетам и наблюдать, как они взрослеют, старятся и умирают. Он всегда будет одним и тем же, сегодня и завтра — неизменный Джон Кэрмоди, твердый и яркий, как алмаз.

Но тут за него взялась первая группа. Вместо того чтобы, как копьем, пронзить его объединенной волей, они сняли свои защитные барьеры и открылись ему. В них не было ни угрозы, ни жажды насилия, и они не скрывали замыслы, подобно последователям Эльгуля. Эти люди открылись ему целиком — до самых глубин своего существа.

Джон Кэрмоди не мог пройти мимо них. Скорее голодный тигр прошел бы мимо привязанного к дереву козленка.

Свет, свет, свет…

Экстаз…

Но в этом вечном экстазе не было прочной основы и твердых углов. Безмерное чувство угрожало разорвать его на тысячи кусков, распылить и растворить их в бесконечности.

Безмолвно закричав от сладкой муки, он попытался собрать себя из тысячи осколков и соединить их в единое целое, чтобы снова стать Джоном Кэрмоди. Боль саморазрушения казалась невыносимой.

Боль? Но она была и экстазом. Разве боль и экстаз — одно и то же?

Кэрмоди не знал ответа на этот вопрос. Он лишь понял, что должен держаться подальше от слуг лукавого Йесса. Их открытость была опаснее любой обороны. Чего они хотели? Уничтожить Джона Кэрмоди?

— Да, — ответил Тэнд, хотя Кэрмоди не сказал ни слова. — Сначала ты должен умереть. Раствори образ прежнего Джона Кэрмоди и создай себе новый, лучший облик. Пусть заново рожденный Йесс станет лучше старого убитого божества.

Кэрмоди резко отвернулся от обеих групп и, достав из кармана нож, нажал на кнопку. Из рукоятки выскочило лезвие, похожее на голубовато-серый язык — язык змеи, которая должна была сожрать его палец.

Он не знал, как иначе избавиться от хватки бронзовых зубов.

И он сделал это.

Было больно, но не так сильно, как он ожидал. Да и крови вытекло гораздо меньше, чем ему представлялось. Кэрмоди мысленно сжал кровеносные сосуды, и те подчинились, закрываясь, как цветы в ожидании ночи.

Но отрезать палец оказалось не просто. Он задыхался от усилий, будто пробежал с десяток километров. Ноги дрожали. Лица стоявших внизу людей расплылись в неясные пятна. Две кучки белых невыразительных пятен. Он уже не различал их.

Вожак сторонников Эльгуля шагнул вперед и вытянул руки.

— Прыгай, Кэрмоди! — радостно воскликнул он. — Прыгай! Я поймаю тебя. А потом мы разгоним этих слабаков, отправимся в храм и займемся делом…

— Подожди!

Женский голос, прозвучавший за его спиной, был громким, требовательным и в то же время очень музыкальным.

Все замерли.

Кэрмоди посмотрел через головы мужчин и увидел Мэри.

Мэри, живая и невредимая, какой он видел ее перед тем, как выпустить в прекрасное лицо обойму разрывных и беспощадных пуль. Она ничуть не изменилась. Кроме одного. Живот ее стал еще больше и, наверное, созрел, чтобы дать начало новой жизни.

Вожак сторонников Эльгуля воззрился на Кэрмоди:

— Кто эта землянка?

Кэрмоди подошел к краю пьедестала и хотел было ответить, но Тэнд опередил его:

— Она была его женой. Кэрмоди убил ее и сбежал сюда. В первую Ночь «сна» он создал ее и снова убил.

— О-о-о! — поразились сторонники Эльгуля и отступили на шаг.

Кэрмоди изумленно уставился на них. Очевидно, информация Тэнда содержала какой-то смысл, которого он не понимал.

— Джон! — прокричала Мэри. — Нет смысла убивать меня снова и снова. Я всегда буду оживать и приходить к тебе. Скоро у меня родится ребенок, которого ты так не хотел. Он появится через час. На рассвете.

Тихо и с дрожью в голосе, которая выдавала огромное напряжение, Тэнд спросил:

— Так кем же он будет, Кэрмоди?

— Кем? — машинально повторил Джон.