Но вот чего вы не поняли: существует определенное сходство между звуками и жестами, принятыми в азартных играх, и теми, что характерны для собраний адептов некоторых фанатичных религиозных сект, где бы во вселенной они ни проходили. Они очень напоминают друг друга. Понаблюдайте за жестами игроков, охваченных, азартом, и сравните их с ужимками сектантов, участвующих в первобытном праздновании возрождения. Большая ли в них разница?
— Что вы имеете в виду?
Отец Джон указал в проем просеки.
— Вы чуть было не стали новообращенным.
Победитель гордо высился над грудой статуэток, сваленных у его ног. Чувствовалось, что все его существо до мозга костей преисполнено восторгом по случаю победы, ибо он застыл в благоговейной неподвижности, опустив руки. Но длилось это недолго. Сзади к нему подошли несколько крепких коренастых игроков. Его распростертые в стороны руки привязали в деревянному брусу. Еще один такой же брус, под прямым углом к первому, пришелся под спину победителя. Ему надежно привязали голову, кисти и лодыжки. Потом распятие подняли и понесли.
В то же время «вертушку» сняли со штыря.
Даже сейчас Тандем не осознавал, какой участи избежал, — пока туземцы не перевернули распятого лицом вниз и не насадили пупком на острый конец штыря. Когда тот пронзил тело насквозь, войдя в деревянный брус за спиной, распятый стал вращаться под речитатив толпы.
Отец Джон молился вполголоса:
— Если я вмешался, то лишь из-за любви к этому человеческому созданию и потому, что не мог не подчиниться зову сердца. Я знал, Отче, что один из них должен умереть, но сомневался, что человек готов к такому исходу. Может, и создание этого мира тоже не было готово, но сие мне знать не дано. Он вступил в игру, прекрасно понимая, на что обречен в случае выигрыша, а этот человек, Тандем, пребывал в неведении. Но Тандем создан по нашему образу и подобию, Отче, и поскольку я не получал никаких ясных знамений, свидетельствующих об обратном, то не мог поступить иначе ради его спасения, дабы пришел день, когда он сам спасется. Если же я впал в заблуждение, то лишь в силу невежества и чрезмерной любви.
Закончив молитву, отец Джон повел бледного Тандема, которого продолжала колотить дрожь по склону холма.
— Банк всегда выигрывает, — сказал отец Джон, лицо которого тоже было покрыто легкой бледностью. — Тот, кого вы приняли за «крупье», был их верховным жрецом. Слезы, что бы сначала увидели на его глазах, были вызваны радостью от возможности заполучить новообращенного, а потом он заплакал от разочарования; когда вы проиграли. Он страстно хотел, чтобы вы одержали победу в этом тысячелетнем ритуале. В случае выигрыша вы стали бы первым землянином, представляющим их божество, которого необходимо принести в жертву таким достаточно болезненным образом. И весь ваш выигрыш был бы погребен вместе с вами как подношение божеству, чьим живым воплощением вы стали.
Но, как я сказал, банк никогда не остается внакладе. Попозже первосвященник выкопал бы его и присоединил к другим сокровищам церкви.
— Вы считаете, что жесты, которые вы делали перед кру… перед жрецом — убедили его, что я…
— Да. Что вы поклоняетесь богу Вертикального Креста. А не Горизонтального. И я почти убедил его, что он обязан принять во внимание мысль о свободе волеизъявления и дать вам возможность самому вступить в его секту. А я, как вы успели заметить, не очень стесняюсь, когда необходимо, вмешаться.
Тандем остановился и закурил сигарету. Руки у него еще дрожали, но, сделав несколько затяжек и окутавшись синеватым дымком, он почувствовал себя лучше.
Расправив плечи и вздернув подбородок, он сказал:
— Послушайте, отец Джон, если вы считаете, будто эта история настолько напугала меня, что я вприпрыжку кинусь под крыло матери Церкви, то ошибаетесь. Значит, я сделал ошибку? Но заблуждение было лишь частичным, потому что они в самом деле играли. Да тут любой оказался бы в дураках. Во всяком случае, в вашей помощи я не нуждался.
— В самом деле?
— Ну, не могу отрицать, что, появившись, вы сделали благое дело… Хотя нет. Я проиграл. Да и не мог выиграть, когда эта четверка сплотилась против меня. Так что я потерял? Я хорошо провел время и благополучно унес ноги.
— Вы потеряли свои часы.
Похоже, отец Джон так и не оправился от печали, которая пала на него, когда он увел Тандема из долины. Тональность его камертона была мрачна и окутана тьмой.
— Слушайте, отче, — сказал Тандем, — давайте оставим все эти рассуждения о морали и символах. Ладно? Между моими часами и моральным обликом нет ничего общего, и не надо их сравнивать. Вы же знаете, что склонны придавать таким вещам непомерно большое значение.
Читать дальше