Филип Фармер - Т. 19. Ночь света. Отче звёздный. Мир наизнанку

Это так. Но его бог — это он сам! В своем безграничном эгоизме он походит на старые языческие божества Земли, которые должны были убить себя, дабы совершить ритуальное жертвоприношение, и лишь затем воскреснуть. Например, Один, который подвесил себя на дереве.

— Но он ведь о них даже не слышал. Зачем ему подражать им?

— Он не мог знать мифы Земли. Но ведь существуют религиозные обряды и символы, которые универсальны, которые возникли одновременно на сотнях различных планет. Жертвоприношение Богу, причастие, церемонии сева и жатвы, понятие избранности людей; символ — круг и крест. Отец мог почерпнуть такую идею в собственном мире. Или мог сам выдумать, что это самое высшее, на что он способен. У человека должна быть религия, даже если она состоит в поклонении себе.

Кроме того, не забывайте, что этот ритуал, как и многие другие, преследовал также и практические цели. Ему десять тысяч лет, и он сохраняет свою долговечность, время от времени «посещая» желейное дерево. Он думал, что поедет с нами, и ведь пройдет немало времени, пока он сумеет вырастить желейное дерево в чужом мире. Кальций накапливается в сосудистой системе, жир — в клетках мозга, есть и другие отработанные вещества, которые старят тело. Но они исчезают в процессе возрождения. Ты выходишь из дерева свежим и молодым.

— А черепа?

— Весь скелет совершенно не обязателен для воскрешения, хотя класть его в дупло стало обычаем. Осколка кости уже достаточно, ибо каждая клетка содержит весь генетический набор. Я, знаете ли кое-что просмотрел. Проблема состоит вот в чем: как в травоядных животных сохраняется инстинкт готовности умирать от зубов хищников? Если их плоть восстанавливается вокруг костей лишь в соответствии с генетическим кодом, то она оживает без памяти о прошлой жизни. Следовательно, у нее не должно быть условных рефлексов. А они есть. Значит, желе должно восстанавливать еще и прежнее состояние нервной системы. Как? Я предполагаю, что в момент смерти ближайшее скопление желе записывает волны, исходящие от клеток, включая клетки, ответственные за память. А потом воспроизводит их.

Итак, черепа Отца остаются снаружи, и когда он оживает, они встречают его. Это придает ему еще больше сил. Помнишь, он целовал их во время ритуала. Этим он выражал любовь к самому себе. Жизнь, целующая смерть, зная, что он покорил смерть.

— Брр!

— Да, и это то, что ожидает Галактику, в случае если Отец улетит отсюда. Анархия, кровавая битва до тех пор, пока в живых не останется лишь по одному человеку на каждой планете, застой, конец цивилизации в нашем понятии этого слова, никаких целей… Смотрите, показалось озеро!

Кэрмоди остановился за деревом. Андре стоял на берегу, спиной к ним. Голова его была опущена, будто он молился или медитировал. Или был очень опечален.

— Ваше Преосвященство, — мягко позвал Кэрмоди, выходя из-за дерева.

Андре вздрогнул. Он вскинул руки, до этого сложенные на груди. Но не повернулся. Сделав глубокий вдох, он согнул колени и нырнул в озеро.

Кэрмоди крикнул:

— Нет! — и бросился вслед за епископом, глубоко нырнув. Ту уже хотел последовать за ним, но остановился у самой кромки воды. Он притаился там, пока волны от прыжков его предшественников не утихли, превратившись в мелкую рябь. В темной глади зеркала озера тускло отражался лунный свет. Капитан снял мундир и ботинки, но все еще медлил с прыжком. В этот момент водную гладь разорвала чья-то голова и донесся звук глубокого вдоха.

— Кэрмоди? Епископ? — позвал Ту.

Человек снова нырнул. Ту прыгнул в воду. Прошла минута. Затем одновременно из воды появились три головы. Капитан и священник вынырнули рядом с обмякшим телом Андре.

— Сопротивлялся, — хрипло пояснил Кэрмоди, грудь его быстро вздымалась и опадала. — Пытался отбиться. Ну… нащупал большими пальцами точки за ушами… где челюсть соединяется;., нажал… обмяк, но я не знаю, наглотался ли он воды… или потерял сознание… или и то и другое… но сейчас нет времени для болтовни…

Священник положил епископа на землю, лицом вниз, повернул голову набок и встал на колени, как бы оседлав его спину. Положив ладони пониже плеч Андре, он начал ритмично давить на них, надеясь выгнать воду из легких и впустить туда воздух.

— Но как он мог? — простонал Ту. — Как он мог, рожденный и взращенный в вере, посвященный и уважаемый епископ, как он мог предать нас? Знаете, сколько он сделал для Церкви на Ярмарке? Он был великий человек. Но как он мог, зная, на что идет, покончить с жизнью?