Филип Фармер - Т. 19. Ночь света. Отче звёздный. Мир наизнанку

— Звучит убедительно, — сказал Холмъярд. — От пресмыкающихся произошел класс теплокровных животных, но ни у кого из «их нет волосяного покрова или хотя бы зачатков молочных желез. Горовицы же, как я вам рассказывал, произошли от весьма примитивных пернатых, которые продолжали обитать на деревьях, когда их ближайшие родственники учились планировать. Складки кожи между руками и ребрами — напоминания о том кратком периоде, когда, начав планировать, они изменили свои намерения и стали лемуроидами. Во всяком случае, так нам кажется. У нас не так много остатков внезапных ископаемых, чтобы утверждать с уверенностью.

— Они издают определенные звуки, а другие могут их истолковывать. Такие, как, например, крик о помощи, просьба «вычеши мне насекомых», приглашение прогуляться и так далее. Но это все. Если не считать, что часть детишек знает сейчас такие слова, как «вода» и «сахар». И они отличают их. Можете ли вы сказать, что сделан первый шаг к созданию языка?

— Нет, не могу, — твердо сказал Холмъярд. — Но если вы научите их сочетанию отдельных слов, которые будут составлять осмысленную фразу, и они смогут самостоятельно подбирать такие слова в разных комбинациях и ситуациях, то я соглашусь, что они пребывают на определенной стадии овладения языком. Но возможности у вас очень неопределенные. Кроме того, они могут находиться на предъязыковой стадии, на грани, за которой последует усвоение абстрактных понятий. Но для этого может потребоваться еще десяток тысяч лет, а то и пятьдесят тысяч, прежде чем этот вид овладеет подобными способностями. Прежде чем он сделает шаг от животного к человеку.

— Но, может быть, я смогу их подтолкнуть, — сказал Кэрмоди. — Может быть…

— Что может быть? — переспросил Холмъярд, поскольку Кэрмоди на несколько минут погрузился в молчание.

— Я столкнулся с теологической проблемой, которую Церковь подняла за несколько веков до начала межзвездных полетов, — сказал Кэрмоди. — В какое мгновение обезьяна стала человеком? Когда она обрела душу и…

— Иисусе Христе! — воскликнул Холмъярд. — Я знаю, что вы монах, Кэрмоди. И совершенно естественно, что вас интересуют такие вопросы. Но молю вас, не начинайте, теряя представление о реальности, забивать себе голову такими вещами, как выяснение момента, когда животное обрело душу. Не позволяйте, чтобы такая чушь, как сколько-ангелов-уместится-на-кончике-иглы, мешала вашим отчетам. Прошу вас, старайтесь придерживаться строгой объективности и исходить из научной точки зрения. Просто описывайте только то, что видите — и ничего больше!

— Не волнуйтесь, док. Именно это я собираюсь делать. Но вы не можете упрекать меня в излишней заинтересованности. Тем не менее я не берусь решать такие вопросы. Предоставляю это своему начальству. Указание, полученное мною в обители Святого Джейруса, не имеет ничего общего с теологическими рассуждениями; первым делом мы должны действовать.

— О’кей, о’кей, — сказал Холмъярд. — Значит, мы поняли друг друга. Итак, сегодня вечером вы собираетесь познакомить Горовицев с огнем?

— Как только стемнеет.

Остаток дня Кэрмоди провел, обучая малышку Туту таким словам, как «дерево», «яйцо», «тыква», нескольким обозначениям действий, которые он ей продемонстрировал, и местоимениям. Усваивала она быстро. Кэрмоди не сомневался, что причина далеко не только в подражательной способности, как у попугаев. Чтобы убедиться в этом, он задал ей несколько вопросов.

— Ты видишь вот это дерево? — спросил он, показывая на большое фруктовое дерево, напоминающее сикомор.

Она кивнула — жест, который тоже был перенят от него, — и ответила своим странным птичьим голосом:

— Да. Туту видит это дерево. — И прежде чем Кэрмоди успел сформулировать следующий вопрос, спросила, показывая на учителя: — Ты видеть Хута? Туту видеть Хута. Он горовиц. Я горовиц. Ты…

На мгновение Кэрмоди потерял дар речи, слыша лишь, как взволнованно завопил Холмъярд:

— Джон, вы слышите ее? Она научилась говорить и понимать по-английски! И за столь короткое время! Мы дали им язык! Дали им язык!

Кэрмоди слышал тяжелое дыхание Холмъярда так отчетливо, словно тот стоял рядом.

— Успокойтесь, мой добрый друг. Хотя я не могу осуждать вас за то, что вы так взволнованны.

Туту склонила голову набок и спросила:

— Ты говорить с…

— Я человек, — ответил Кэрмоди на предыдущий вопрос. — Человек, человек. И я говорю с человеком… не с собой. Этот человек далеко. — Затем, осознав, что она не понимает смысла слова «далеко», взмахом руки показал куда-то вдаль и ткнул пальцем в пространство вельда.