Сергей Абрамов - Серебряный вариант

– Почему такой почет серебру? – смеется Мартин.

Человек в синей куртке сердито хмурится.

– «Почет серебру»! – укоризненно повторяет он. – Самый драгоценный металл. Украдешь слиток – в цилиндре будешь ходить.

Ходить в цилиндрах мы не собираемся, красть слитки тоже. Потому соглашаемся на пять франков в день. Надо где-нибудь добывать деньги: полтинники, оставшиеся у Мартина, могут в конце концов навлечь на нас неприятности.

– А где здесь ночевку найти? – спрашивает Мартин.

– У старины Вильсона в ресторации «Веселый петух» есть номера для постояльцев. Два шага отсюда, – говорит человек в синей куртке, несомненно довольный. – Скажите, что Фляшон прислал. И ночевка и выпивка обеспечены даже в кредит, если я поручился. Не задерживайтесь, ребята: пока народу там кот наплакал. – Он пожимает нам руки большой, как лопата, мозолистой лапой бывшего грузчика и удаляется не оглядываясь.

Ресторацию мы находим действительно в двух шагах на главной улице. Над широким крыльцом висит петух, вычеканенный из меди, тускло-золотистый в лучах солнца. На крыльце лежат два детины, лица у них прикрыты ковбойскими шляпами. Их можно принять за мертвецов, но они только мертвецки пьяны. Мы осторожно обходим лежащих и, толкнув дверь, попадаем в длинный полутемный зал. Здесь полтора десятка столиков и стойка, обитая жестью. Столы почти все пусты, за исключением двух-трех, за которыми сидят парни, обросшие колючей щетиной или уже отрастившие лохматые бороды, и пьют что-то темное – виски или пиво. На нас они не обращают никакого внимания. Мы на них тоже. Не спеша подходим к стойке, где протирает бокалы далеким от чистоты полотенцем лысый старик с недобрыми глазами.

– Два виски, – говорит Мартин, небрежно бросая на жестяную стойку монетку в двадцать сантимов.

– Два виски требуешь, так и плати вдвое, – отвечает старик.

Мартин добавляет еще одну монетку. Так мы учимся здешнему счету.

– А как насчет ночлега, папаша? – спрашиваю я.

Старик долго глядит на нас, как бы оценивая нашу кредитоспособность.

– Есть комната с кроватью, – шепелявит он. – Больше трех человек лежать в кровати не разрешается.

– Нас только двое.

– Все одно – три франка, и деньги вперед.

– Мы от Фляшона, папаша.

Старик добреет, даже улыбается, открывая беззубые десны.

– Значит, завтра с утра на погрузку? Пароход пришел из Вудвилля, знаю. Что ж, можно подождать до расчета с Фляшоном. Ужинать будете?

Ужинаем молча, хотя поговорить есть о чем. Что мы знаем о мире, куда забросила нас судьба? Что пирожок стоит пять сантимов, а полбокала виски с теплым лимонадом – двадцать? Что за десять часов работы мы получим по пять франков, из которых три нужно отдать за квартиру? Да и вообще, что можно узнать об окружающем тебя мире, если целый день таскать на спине мешки с зерном или углем, а ночью спать без просыпа на гнилой соломе?

– Хорошо бы уехать отсюда на этом марктвеновском пароходике, – рассуждает вслух Мартин. – Интересно, сколько стоит билет до Вудвилля?

– Посчитай еще железную дорогу от Вудвилля до Города.

– Ты думаешь все-таки добраться до Города?

– Не век же торчать в Сильвервилле.

– А кого мы будем искать в Городе? – вздыхает Мартин. – Может, кто жив остался?

Утром мы находим Фляшона там, где видели его вчера. Он по-приятельски подмигивает нам, и минут через пять мы получаем всю экипировку грузчика – мешок из дерюги с дырками для головы и рук и пару деревянных крючьев на спину.

– Ну а теперь на речной причал. Сейчас начнется погрузка, – командует Фляшон. Ни имен наших, ни фамилий он не записывает: должно быть, при расчете это не имеет значения.

Мы становимся в цепь грузчиков к длинным штабелям мешков с пшеницей. В каждом мешке не меньше сорока килограммов. С трудом взваливаем его на спину, помогая друг другу. Так же делают и соседи. Потом движемся, согнувшись, по деревянным сходням к трюму на нижней палубе парохода. Трюм неглубок. Мешки складываем внизу под наблюдением кого-то из команды. Не слышно ни шуток, ни смеха, ни ругани – все работают молча, только кряхтят и тяжело дышат. Мартину, идущему впереди, легче, чем мне, – он сильнее, а я через час начинаю задыхаться, нет сил взвалить мешок на крючья, вот-вот упаду. Сзади советуют дружески: «Обожди чуток, пропусти цепь, отдохни. С непривычки всегда трудно, потом втянешься». Но я понимаю, что лучше не будет, десять часов не вытяну.

Через два часа, когда объявляют перекур, валюсь на мешки полутрупом. Наши соседи. Пит и Луи, угощают нас самодельными, скрученными из табачного листа сигарами. Оба они студенты из Города, приехали сюда на каникулы подработать. Живут в порту у сторожа, где платят вдвое меньше, чем мы у Вильсона. Ухитряемся откладывать по три франка в день, сейчас уже накопили по шесть десять на брата. Они рассказывают, что в первые два дня чуть не загнулись, даже пяти часов не вынесли, только по два франка и получили. Не надо слишком сгибаться, – советует Луи, – пусть груз ложится на плечи и крючья. Я следую его совету, и мне чуть легче. До второго перекура еле держусь, но мешок уже с ног не валит. Утираем пот и обмениваемся улыбками с Луи и Питом.