Прислали женщин ее осмотреть, и они установили, что прошлой ночью она имела сношение. Стали спрашивать мужчину, но он слишком слабо знает иврит и, по-видимому, ничего не понял. Или, говорит Хфатон, нарочно притворился непонимающим.
Как бы там ни было, а вчера вечером Хфатон вызвал нас и спросил о них. Я сказал им правду, но, если бы заподозрил, что им нужно, я бы соврал. Хотя это все равно не помогло бы — они бы в конце концов разобрались.
Орм рассмеялся бы, если бы не понял по выражению лица Бронски, что положение серьезно.
— Мадлен и Надир? Но они же никакого интереса — в этом смысле — друг к другу не проявляли! Просто не верю!
Бронски нетерпеливо отмахнулся:
— У тебя после столь долгого воздержания нет возбуждения? А если ты брошен в тюрьму, напуган и одинок, ты не потянешься к женщине? Или к мужчине, если ты женщина?
— Могло бы быть, — ответил Орм. — Только знаешь, я никогда не изменял жене — бывшей жене, я хочу сказать, хотя можешь мне поверить — случаев представлялось множество.
Но если бы такое вынужденное целомудрие продлилось еще дольше, тогда, боюсь…
— Вот-вот, а ты ведь набожный христианин. Ладно, что могли бы сделать ты или я, к делу отношения не имеет.
— Ладно, но Мадлен! Она не уродливая женщина, но такая холодная и отстраненная!
— Чем дольше молчит вулкан, тем сильнее в нем давление. Но весь вопрос в том, действует ли все еще закон Моисеев насчет прелюбодеяния?
— Так спроси его!
Бронски задал вопрос, выслушал ответ Хфатона и сказал:
— Если Надир истинно сожалеет, то есть раскаивается, и даст обет не совершать впредь этого греха, и жена простит его, то наказания ему не будет.
— А что за наказание?
— Приговор к тяжелым работам — расширять полость в камне — на шесть месяцев. И, возможно, публичный позор.
— А Мадлен?
— То же самое. Как бы там ни было, а сейчас дело рассматривают судьи. Есть шанс, что никто приговорен не будет, поскольку дело не имеет прецедентов. До сих пор они ни разу не имели дела с преступниками-гоями.
— Ты им скажи, что они чертовски самоуверенны и много на себя берут! Их законы к нам неприменимы. А по нашим законам эти двое преступления не совершали!
Через минуту Бронски доложил:
— Он говорит, что они никому, даже чужакам, не могут позволить нарушать свои законы. Тот, кто попал сюда, подпадает под юрисдикцию данной страны.
Еще он говорит, что Надира переведут в другую тюрьму, дабы не было искушения впасть в тот же грех снова. Кстати, Надир до вечера нечист. Каждый мужчина, имевший истечение семени, нечист, пока не кончится день.
Орм взметнул руки вверх:
— Что дальше? Ты ему скажи…
— Нет, — перебил Бронски. — Я ему ничего не скажу. Мы в их власти полностью. И не следует становиться в непримиримую оппозицию.
Хфатон что-то проворчал.
— Он говорит, что пора начинать урок и прекратить эту чушь.
— «Чушь» — это его слово или твое?
— Остынь, Ричард. Теряя голову, ничего не выиграешь.
— Я ее пока не потерял. Но действительно вскипел.
Когда сеанс обучения прервался на обед, Орм попросил Бронски спросить Хфатона, когда в последний раз в суде разбиралось дело о прелюбодеянии.
— Он говорит, два года назад. Орм хмыкнул:
— И это, по-твоему, люди?
Хфатон что-то сказал Бронски, и шестеро учителей вышли.
— Сегодня больше уроков не будет. У них есть другие дела, а сегодня вечером начинается шаббат. Завтра мы их тоже не увидим.
Наступил «рассвет», но люди не устремились из домов на работу. Не было видно ни одного живого существа — только вдали виднелись немногочисленные животные с ферм.
— Все остаются дома для размышлений и молитв, — пояснил Бронски. — Потом пойдут в синагоги. Поблизости, конечно, от своего дома. В шаббат запрещено удаляться от дома более чем на определенное расстояние. И ходить можно только пешком — нельзя ехать ни верхом, ни в экипажах.
Орм включил телевизор, но экран остался пуст.
— Похоже, что телевизор тоже нельзя смотреть. Хм. Интересно, а за нами они наблюдают?
— Не знаю. Если строго придерживаются закона, то нет.
— Знаешь что, — медленно проговорил Орм, — если в шаббат все закрыто, то это именно тот день, когда мы должны бежать.
— Прежде всего ты еще не узнал, как поднимать стену.
— Думаю, что это делает внешний оператор или автоматика. Ты заметил, что перед подъемом стены Йа'акоб всегда засовывает руку себе под полу? Я думаю, у него там выключатель.
— И как ты собираешься у него его взять?
Читать дальше