Андрей Фролов - Волчьи тропы

Они сошлись среди аппаратов для демонтажа ракет, две поредевшие волны убийц. Израненные йотуны, уже вкусившие скандинавского железа, и раумы, не менее окровавленные и измотанные. Сшиблись со страшным грохотом, переворачивая столы, машины и станки, неловко разбивая и уничтожая живые агрегаты мутантов. Меч вновь столкнулся с когтем, вновь закричала разбуженная кровь. Бесплотными тенями викинги врезались в редкий строй великанов, вновь кромсая огромные тела. Хруст, крики, стоны и рев смешались над битвой, а сам Сурт, поигрывающий мечом возле массивной круглой двери, лишь продолжал смеяться.

— Ты понял, с чем столкнулось человечество, конунг?! Ты видел число моих воинов?! Здесь лишь малая часть, они уже все наверху, среди ваших поселений и жалких догнивающих городов! Дети уже не слышат моего голоса! Они ушли, чтобы самостоятельно найти свой путь, а ведь таких как я не один десяток!

Руки и плечи яростно ходили из стороны в сторону, защищаясь и круша, клинки тупились о лбы мутантов, лилась кровь, полосами захлестывала экраны компьютеров и густо стелилась по полу.

— Они растут и уходят, готовясь к последнему удару, когда мы наберем сил, чтобы окончательно утвердить свое право на жизнь на этой планете, конунг! Глупые люди копошатся в своих дрязгах, словно черви внутри трупа, даже не подозревая, что на смену им идет новая раса! Как там говорят Миссионеры? Имя мое — Легион! Целый легион детей, жаждущих жизни, когда от трапперов не нужно будет бежать в леса и рыть темную берлогу! Вы сами породили нас — законный продукт эволюции, следующую ступень развития человека!

И Сурт яростно, триумфально захохотал, сорвавшись на пронзительно верещание.

— Вперед, вперед, мои воины, ешьте людей, рвите их грязную плоть! Глупцы, какие же вы глупцы, северяне! Теперь, изловив вашего волшебного Фенрира, я буду способен на сто крат большее, создав настоящее племя победителей!

Ошметки срубленной когтями и мечами плоти отлетали в стороны, с хрустом и треском ломались щиты и кости, последние выстрелы из пистолетов в упор, где сцеплялись в рукопашной, уносили прочь жизни великанов. На полу стало скользко, сражающиеся врезались в машины и столы, сдвигая их или опрокидывая.

Не щадя друг друга, смертельные враги тратили на борьбу свои последние силы. Альвы, умирая от собственных чар, изнутри изгрызающих их ослабленные битвой мозги, посылали на северян последние волны заклинаний. Кровавые руны на руках и лицах викингов шипели, вспыхивали искрами, светились и истекали красными слезами. От изрубленных великаньих тел шел тонкий ядовитый дым.

Но вот Сурт замер, опуская меч, ухмылка медленно сползла с его звериного лица, а верхняя губы приподнялась в оскале. Перед великаном, стряхивая с левой руки остатки щита, стоял конунг раумов, забрызганный кровью йотунов от ног до головы. Прорвавшись через битву, он все же прошел свой путь, предначертанный руной. Из-под рассеченной ударом когтя полумаски шлема, сквозь пряди красных слипшихся волос на Сурта смотрели человеческие глаза. Зверь заревел, вскидывая оружие, а человек левой рукой достал из-за пояса широкий нож на костяной рукояти.

— Пока в Мидгарде живут люди, хотя бы наполовину похожие на раумсдальцев, ни тебе, женоподобный ублюдок, не знающий собственного отца, ни подобным тебе не видать дневного света! О, великий Один, — конунг выпрямился, поднимая вверх меч и нож, — я обещал тебе жертву, так прими же ее! — И человек, доходящий великану лишь до пояса, сам бросился в атаку, ныряя под широкий клинок меча Сурта.

Любой, хотя бы раз держащий в руках меч, знает, что у противника с коротким оружием есть очень, ну крайне мало шансов уцелеть против вооруженного двуручным мечом воина, если тот умеет им владеть. Но конунг и нежелал оставаться цел. Он хотел одного — убить, прежде чем сам будет убит.

Потом скажут, что со стороны было похоже, словно огромный красный змей сцепился с белым волком. Две тени сплелись в одну, теряя привычные человеческие очертания, а сражающиеся воины невольно замирали, оглядываясь на поединок вождей. Звериные силуэты сшибались, яростно кусая друг друга железными клыками, во все стороны разбрасывая красный кровавый бисер. Рычание и тонкое шипение наполняли воздух, с треском лопалась разодранная плоть.

А потом они откатились друг от друга, оба рычащие, страшные, полуживые. Изорванный когтями и клинком Торбранд, отлетевший на несколько метров, глаза которого сверкали теперь лишь еще ярче, и йотун, в ужасе хватающийся за пробитую грудь и крепко засевший в ней обломок широкого скандинавского меча.