Сергей Плеханов - Заблудившийся всадник

— Ну нет, это вовсе не бесы, — миролюбиво произнес Ильин. — Они не меньше нашего ошарашены происшествием. Насколько я мог судить по поваленным деревьям, метеорит ухнул совсем недавно. И представьте себе ужас этих людей: из воронки полезли какие-то типы, одетые невесть во что… Да, кстати, не грех бы выяснить все-таки, в какой год по нашему календарю мы угодили.

— Вы полагаете, нас занесло далеко? — встревожился Овцын.

— Да уж на несколько столетий, это как пить дать.

— Что же они с нами сделают? — потерянно спросила княжна.

— Согласно утверждениям ряда исследователей у некоторых народов в языческую эпоху существовал обычай поедать умерших родителей, а также пленников, — сказал Ильин. — Я считаю, что подобные умозаключения чаще всего основываются на выдумках христиан-миссионеров. Но теперь, мне кажется, мы имеем полную возможность проверить это на практике…

— Веселая перспектива, — обреченно отозвалась Анна Аполлоновна. — И потом… почему вы решили, что мы попали к язычникам?

— Что-то в них такое было… Ни разу не перекрестился никто, не поминал имени Христова… И еще, знаете, я сейчас только вспомнил, шарили у меня под рубахой… Теперь понимаю — крест искали…

— Верно, — воскликнул Овцын. — И у меня из-за пазухи шнурок первым делом выдернули.

— И у меня, — сказал Ивашка. — Я-то сразу смикитил: диаволовы слуги, животворящего креста боятся. Забился, не дал святыню сорвать…

— А вот меня не обыскивали, — сказала княжна. — Выходит, не такие уж они дикари, какое-то воспитание получили…

— Если они обычай пленных есть имеют, нам от ихнего воспитания проку мало, — задумчиво произнес Овцын.

— Да я вам только гипотезу, предположение то есть привел. К тому же ее мало кто разделяет, — поспешил успокоить Ильин.

— И все же… — Голос коллежского секретаря звучал по-прежнему озабоченно. — И все же почитаю за лучшее отсюда ретироваться… Надо изыскать возможность бежать.

— Легко сказать, — проворчал филолог и включил фонарик.

Найдя низкую дверь, сбитую из крупных плах, он навалился на нее плечом и принялся раскачивать. Но сработано было на совесть — дверь не шелохнулась.

Ильин сунул фонарь в карман и стал колотить по грубо обструганным плахам.

— Эй, открывайте!

Дверь внезапно подалась, и яркий свет ослепил филолога. На фоне голубого прямоугольника мешковатая фигура отворившего дверь казалась непроницаемо черной. Заслонившись ладонью, Ильин сказал:

— Позовите начальника! Кто тут у вас главный?

Теперь он различил черты лица стража. Из-под светлых кустистых бровей на него внимательно смотрели серые глаза. Крупный нос с горбинкой, облупившийся от солнца, придавал физиономии караульщика горделиво-хищное выражение.

— К волхву хощешь? — со странным носовым клекотом спросил горбоносый и смерил Ильина оценивающим взглядом. — Жди.

И захлопнул дверь.

Филолог принялся было гадать вслух, кто этот волхв. Но успел только проинформировать своих соузников, что так именовали авторы летописей жрецов древнеславянской языческой религии.

— Они совершали жертвоприношения и молитвенные обряды перед изваяниями богов…

— Бесы суть! — загремел было Ивашка.

Но тут стукнул засов, и солнечный луч ворвался в землянку.

— Изыди! — позвал горбоносый и махнул Ильину рукой.

Пока двое бородачей, вооруженных короткими мечами, вели его через нагромождения обугленных стволов, а потом по широкой утоптанной тропе вдоль полноводной реки, Ильин пытался сообразить, где согласно памятной ему топографии находились избы Никольского Погоста, но местность казалась совершенно незнакомой.

Дремучие ели стеной стояли над поймой, там, где должны были тянуться огороды села. К тому же коренной берег поднимался намного круче, чем во времена фольклорной командировки Ильина. «Наверное, оплыл берег — столько раз за сотни лет перепахивали да перекапывали», — размышляя таким образом, филолог с любопытством вертел головой во все стороны.

Трава по обочинам тропы стояла в пояс. Крупные яркие цветы нескольких десятков разновидностей сливались в бесконечный пестрый ковер. Краски в этом мире вообще казались сочнее, первозданнее. На это Ильин обратил внимание еще тогда, когда его тащили из воронки. И цвет неба, и зелень хвои, и желтизна песка, и прозрачность воды — все это было какое-то ненатуральное, с перехлестом, как на рекламных проспектах заграничных туристских фирм.