Рене Баржавель - В глубь времен

Очнулся Гувер в кровати в кабинете врача. Симон, склонившись над ним, смотрел на него с оптимистичной улыбкой.

Гувер два или три раза моргнул, чтобы освободиться от последних остатков беспамятства, и испуганно прошептал:

— Что с малышкой?

Симон успокаивающе кивнул.

— Что случилось? — спросил Гувер.

— Обвал… Вся перегородка над туннелем обрушилась.

— Раненые есть?

— Двое убитых… — Симон произнес эти слова так тихо, как будто ему было стыдно.

Две первые смерти в экспедиции… Шахтер с острова Реюньон и французский столяр, которые работали над обшивкой туннеля. И еще четверо раненых, один из которых, японский электрик, находился в тяжелом состоянии.

Сбоку в скале обнаружили Коридор. Он открывал прямоугольный выход в скалу и был заполнен хаотической смесью осколков скалы, чем-то вроде цемента и покореженными металлическими формами. Между этим входом и дверью в Сферу нашли ту же смесь песка и осколков. Ее тщательно запаковали и отправили на поверхность для анализов.

Коридор назвали Коридором потому, что, по мнению ученых, он заканчивался тупиком, хотя его пропорции наводили на мысль о зале очень больших размеров. Что бы там ни скрывалось, это, без сомнения, было именно то место, откуда люди прошлого — если речь шла о людях, хотя о ком другом могла идти речь? — вырыли и укрепили скалу, привезли песок и построили Сферу. Пуповина, из которой развивалась скалистая плацента. Коридор откуда-то начинался и мог куда-то привести. Необходимо было расчистить его и двигаться дальше.

Но что делать со Сферой? Собрание ученых пришло к выводу о необходимости ее исследования. К тому времени в Коридоре и обрушилась перегородка.

— А что со мной? — спросил Гувер, ощупывая толстую повязку на голове. — Трещина?

— Нет. Кость только зацепило, маленький кусочек гранита застрял в затылочной части. Я его вытащил. Все в порядке.

— Черт, — пробормотал Гувер и, удовлетворенно улыбаясь, растянулся на постели.

На следующий день Гувер уже присутствовал на информационном собрании в конференц-зале.

Когда он поднялся на подиум, чтобы занять место за столом руководящего комитета МГТЭ, в зале раздался хохот. Гувер сбежал с больничной койки и был одет в халат цвета давленной клубники, усеянный голубыми и зелеными рогаликами. Его толстый живот выпирал над поясом, отчего Гувер напоминал белого медведя. Круглая повязка в форме тюрбана делала его похожим на Мнимого больного из пьесы на сцене Гринвич Вилледж.

Рошфу, который вел собрание, поднялся и поцеловал его. Волна рукоплесканий перекрыла волну смеха. Гувер всем очень нравился, он умел находить смешное в самых драматических ситуациях.

Зал был забит до отказа. Кроме работавших в МПЭ ученых и техников здесь находилась еще добрая дюжина журналистов, представляющих наиболее известные агентства мира.

На большом экране за подиумом появился общий вид скалистого кармана, освещенный прожектором.

Под землей работали человек тридцать в касках и оранжевых комбинезонах. На шее у каждого висела маска, чтобы можно было мгновенно ее использовать при необходимости.

Верхний полукруг Сферы, освобожденный от песка, слабо блестел. Он казался огромным, угрожающим, как из-за своей массы, так и той тайны, которую он скрывал. Немного монотонным поющим голосом Леонова подвела итоги работ, и Переводчик принялась нашептывать в уши всем присутствующим перевод ее слов. Леонова замолчала, помечтала несколько минут и продолжила:

— Я не знаю, что вам напоминает эта Сфера, а мне… Мне она напоминает семя. Весной семя прорастает. Телескопический бурав — это росток, который должен развиться и пробить себе дорогу к свету, а этот полый пьедестал здесь для того, чтобы получать питательные вещества… Но весна не наступила… И зима длится вот уже девятьсот тысяч лет… Однако я не хочу, я не могу поверить в то, что семя мертво! — Она почти крикнула: — Ведь идет сигнал!

Один из журналистов встал и спросил таким же возбужденным тоном:

— Так когда же вы думаете открывать дверь?

Леонова удивленно на него посмотрела и ответила ледяным тоном:

— Мы ее не откроем.

По залу пробежал шепоток недоумения. Рошфу с улыбкой пояснил:

— Мы не откроем эту дверь там, потому что, возможно, с ней соединен узел защиты и саморазрушения. Мы откроем Сферу здесь, — он указал бамбуковой палочкой точку на вершине Сферы. — Но есть сложность: наши алмазные буры сломались об этот металл. Он не тает от кислородной сварки. То есть он тает, но тут же самовосстанавливается. Представьте, вы делаете надрез скальпелем, и на этом месте тут же образуется рубец. Мы пока еще не понимаем механизма этого явления, но происходит оно на молекулярном уровне. Для того чтобы пробить металл, мы должны атаковать его на уровне молекул. Мы должны их разъединить. Пока мы ждем новый сварочный аппарат, который использует одновременно лазер и плазму. Как только мы его получим, начинаем операцию "О" — открытие…