Сквозь толпу ко мне протиснулся давешний хмырь с объемистым полиэтиленовым пакетом.
— Бери, — протянул он мне пакет.
В пакете было запечатано верблюжье одеяло с иранской лейбой. Новяк. Явно из гуманитарной помощи.
Я глянул на хмыря. Пот по его морде катился градом. Ишь, как приспичило!
«А ведь ты, хмырь, из старой государственной мафии», — внезапно понял я, сопоставив скорость с которой он обернулся, с качеством принесенного одеяла.
— Мне бы ватное, стеганое… — недовольно скривился я, щупая одеяло. Хмыря перекосило.
— Да ты чо, мужик! — завопил он. — Стеганых счас днем с огнем не сыщешь! Вся вата на «тампаксы» идет!
Хмырь наткнулся на мой непреклонный взгляд, заткнулся и зашарил по карманам.
— На, подавись!
Он бросил на пакет ворох смятых червонцев, пятерок и трояков.
— Тыща сверху. Можешь не считать. Все мусорники облазил. Я пересчитал.
— Девятьсот девяносто восемь, — спокойно сказал я и уставился на хмыря нехорошим взглядом.
У хмыря перехватило горло. Он беззвучно захлопал хлебалом, будто его вот-вот должна хватить кондрашка. Прединфарктным движением он сорвал с руки «сейку» лимонов на пятьдесят и швырнул мне.
— Теперь хватит? — прохрепел он как из реанимации.
— Курева добавь, — небрежно предложил я.
От хмыря пошел пар. Как в гипнотическом трансе он бросил мне начатую пачку «салема» и по собственной инициативе от щедрот души добавил мальборовскую зажигалку.
— А мутни петуховской вам не надо? — впряглась с боку занюханная бабка.
Хмырь перевел на нее безумный взгляд и его затрясло.
— Ладно, — смилостивился я. — По рукам, кореш, пока я не передумал.
Хмырь схватил в охапку каминные часы и бросился наутек.
— Держи! — заорал ново-зеленский дрозд. — Держи вор-р-ра!!!
— Хорошая птица, — похвалил я и воткнул между прутьями клетки таблетку антирада. Дрозд сховал таблетку за милую душу. Наш человек.
Небрежно рассовав по карманам деньги и упаковав одеяло в рюкзак, я с достоинством закурил «салем». Неплохо поторговал. Только нафига хмырю прямо позарез нужны мои часы? Можно подумать, что от них зависит его жизнь.
— Пока, собрат по разуму, — кивнул я ново-зеленскому дрозду и неспешно двинулся по рынку.
— Пакеда, дядя! — хрипло бросила мне в спину птица.
Зажигалку я махнул на банку китайской тушонки и буханку хлеба. Затем задумчиво постоял возле небритого мужика в заскорузлой робе, торгующего ржавой пухлой воблой. Вспомнились золотые деньки, когда чуть ли не на каждом углу можно было попить бочкового пива.
Превратно истолковав мою задумчивость, мужик приосанился и заорал:
— А кому воблу! Воблу вяленую! По дешевке! Налетай! Пол-лимона штука!
Он схватил одну воблу за хвост и хряснул ею о прилавок. Из пасти воблы вылетело с десяток опарышей.
— Ап-петитная! Ар-роматная! Сама в рот просится!
— Мужик, почем зря наживку разбрасываешь, — остудил я его.
— Игорь Викторович? — сказал мне кто-то в ухо, — пивка не желаете?
Я оглянулся. Сбоку от меня стоял гладко выбритый парень, весь в «варенке», со спортивной сумкой через плечо. Он радушно улыбался, но в глубине его глаз засело, что-то такое, что роднило его с пасшим меня хмырем. Хмыреныш, одним словом. Поймав мой взгляд, он приоткрыл сумку, доверху набитую металлическими банками дойчляндовского пива.
— Почем?
— Что — почем? — почти искренне изумился хмыреныш. — Для вас, Игорь Викторович, на шару!
Давненько меня не величали по имени-отчеству. И пивом за так не потчевали. Я внимательно посмотрел в глаза хмыренышу. Голубые, заискивающие.
— Ну-ка, свистни, — предложил я. Хмыреныш растерялся.
— Что?
— Свистни говорю! — свирепо приказал я и состроил зверскую морду.
Морда оказала действие. Хмыреныш послушно сложил губы гузкой и свистнул.
— Порядок, — оттаял я. — Наливай.
— Минутку, — попросился хмыреныш, подскочил к продавцу воблой и, не торгуясь, приобрел пару рыбцов.
— Идемте, — предложил он.
Я не двинулся с места.
Хмыреныш сделал пару шагов и оглянулся.
— Что же вы, Игорь Викторович?
— Куда?
По морде хмыреныша мелькнула мимолетная тень.
— Игорь Викторович, ну не здесь же, — понял он меня. — Хоть в трамвайчике посидим.
Трамвайчик стоял возле самого входа на рынок. Без колес, обшарпанный, с выбитыми стеклами и остатками пластиковых сидений. Когда-то здесь была трамвайная ветка. С отключением электричества рельсы разобрали, колеса сняли. Говорят, за бугром наш металл здорово идет — тонна за банку пива. А короб трамвая остался. По-моему, специально для таких случаев, как этот.
Читать дальше