— О какой миссии ты говоришь? — не заметив, как перехожу на фамильярное «ты», спрашиваю я.
Класус пропускает это мимо ушей и, прикрыв глаза, вдруг цитирует:
— «…и останется только одна надежда — на то, что в рядах избиваемых найдется тот, кого нарекут Даггонааром, или Сокрушителем даггонов. И будет дана ему сила укрощать даггонов, и даже сильнейших из них. А узнать того, кто назначен Единым стать Даггонааром, просто: отец его, в жилах которого слились две древние крови, носит во лбу громадный желтый самоцвет, а его настоящее имя суть тайна даже для ближних его…» И далее подробно, досконально точно описан ллерд Вейтарволд… мой отец, Рэмон! — неожиданно заканчивает он и выжидательно смотрит на меня. Я вскакиваю и кричу:
— Что?! Что ты такое говоришь, Класус? Твой отец… мой отец?!
— Да, — спокойно отвечает он, — ллерд Вейтарволд и мой отец тоже, как это ни странно для тебя звучит. И мне назначено прибыть на Зиймалль, чтобы найти источник гибели даггонов… тот подземный храм, где был заточен даггон Зог'гайр, вырвавшийся потом на волю.
Он встает, и бледное его лицо розовеет. В глазах вспыхивает вдохновение, и выглядит он при этом не совсем адекватно.
Интересно, а как выгляжу в этот момент я сам? Класус между тем продолжает:
— Он с самого начала сделал так, чтобы мы с тобой летели в одной каюте. Отец не мог до конца поверить, что пророчество сбудется. И только когда началось это вторжение, он поверил. В то, что его сын должен стать Даггонааром и взять себе это имя. Халлиом убедил его. Только… только он сомневался, КТО ИМЕННО из нас должен стать этим… Сокрушителем даггонов. Ты или я. Я тоже сомневался, а теперь нет. Не буду кривить душой — тебе прямая дорога в плавильную камеру. Теперь, когда стало известно об убийстве Аколитов на Марсе… Тебя не помилуют. Значит… значит, это мне суждено стать… вот этим. Я… я сделаю все возможное, чтобы спасти тебя, дам самые благоприятные показания, я все положу, чтобы тебя помиловали, — так будет честнее. Но, буду откровенен, я не верю в то, что это что-то изменит. Ты видишь, я честен с тобой. Даже после того, как ты убил меня…
— Это… не я… Аколитов убил Эрккин, — делаю жалкую попытку оправдаться, но тут же самому становится противно.
В изгибе его губ появляется брезгливость:
— Даже если это так… тебе не доказать. Так что у ллерда Вейтарволда остается один сын, и это — я.
— Я не хотел тебя убивать… я думал, что ты полез в карман за ММР… Я защищался… Ошибся…
— И твоя ошибка стоила мне жизни… Но, быть может, это и к лучшему.
— Да, ты прав. Это тебе суждена великая судьба… брат, — говорю я, чувствуя, как внутри что-то ломается, лопается беззвучно и навсегда. — Ая мертвец. Удачи тебе!.. Но ведь если бы я не убил тебя там, на Марсе, мы бы погибли оба. Ты не сумел бы совладать с даггоном. Он уничтожил бы всех… там. у Белой рощи!
— Да, это справедливо, — произносит он после долгой паузы. — За одним исключением: я не до конца совладал с даггоном. И теперь он должен убить меня, иначе он не сможет вернуть себе силы… И он чувствует, где нужно меня искать. А я не бегаю от него. Я ищу с ним встречи. Возможно, это будет первый шаг на пути к высокому имени Даггонаара… Я верю в свое предназначение!
Честное слово, в этот момент в его облике проступило что-то… величественное, что ли? Наверно, только сейчас я до конца поверил в то, что он — сын моего отца. В его лице мелькает что-то очень знакомое, грозное — отблеск силы, которая оживляла холодное лицо ллерда Вейтарволда в редкие моменты эмоциональных вспышек. Именно сейчас Класус живо напоминает мне его, хотя ни чертами лица, ни тем паче телосложением он не походит на отца. Собственно, как и я сам…
— Сейчас тебя уведут, — говорит он, поднимаясь, — и ко мне приведут сначала Эрккина, потом Табачникова. Кстати, именно этот зиймаллец нашел копию свитка Халлиома с древним пророчеством в архивах аррантского Храма. И именно он рассказал о нем ллерду Вейтарволду. Вторая копия была у старого Халлиома, моего воспитателя.
— А оригинал?
— Оригинал всегда оставался здесь, на Зиймалле. В подземельях у Белой рощи. Вот, собственно, и все, что я хотел тебе сказать сегодня. Сейчас я буду говорить с Эрккином. Если он возьмет на себя убийство Аколитов, то будет чуть проще спасти тебя. Ему-то терять нечего — каторжник-рецидивист, его в любом случае ждет смертная казнь. Но захочет ли он выручить тебя?..
Больше не было сказано ни слова. Меня отвели обратно в камеру. У меня жутко разболелась голова, и то жуткое варево, что бурлило под черепной коробкой, нельзя и близко назвать размышлениями…
Читать дальше