Олег Ёлшин - Тейа

– Что вы имеете в виду? – выкрикнули из зала.

– Тейа!!!

– Что??? – люди замолчали, вновь не понимая. Теперь было страшно смотреть на этого странного человека.

– Мы забираем Тейю с траектории давности, – четко произнес он, – одалживаем ее у космоса и времени с того момента, как она уже здесь побывала, и даем ей возможность повторить свой полет.

Люди продолжали молчать.

– Вы сошли с ума? – наконец воскликнул Генри. – Вы хотите повторить падение и уничтожить все?

Писатель долю секунды подумал, понимая, что от следующих его слов будет зависеть все. Поймут ли его?!..

– И да, и нет. Мы возвращаем Тейю лишь на какой-то промежуток времени, даем ей возможность подлететь ближе, показать себя в убийственной красоте, а затем отправляем ее назад…

Мертвая тишина повисла в воздухе. От предчувствия этого зрелища у всех перехватило дыхание, слышен был только нежный щебет птиц, поневоле ставших свидетелями этого демонического плана.

– Такого трудно себе представить, не то чтобы воплотить, – нарушив тишину, воскликнул кто-то.

– Утопия! – прошептал старый Уилсон.

– Почему? – азартно возразил физик. – Просто нужно подумать, как это сделать! – он был готов на все.

– Вы серьезно? – спросил его Генри.

– Думаю, да, – сказал Леонид. – А у нас есть выбор?

– Зло во благо… Или благо во зло,… – произнес Ричард.

– Гениально! – тихо шептал Генри, представляя себе это… – Вы сумасшедший… Это гениально!..

– Зеркало!.. Тейа!.. – теперь зал гудел, словно его пробудили от долгой спячки. Люди вскакивали с мест, что-то говорили, перебивая друг друга, кричали. Все продолжалось, пока их ропот не прервал громкий возглас Генри:

– Вы слышали, что предложил мистер Нестеров? Думайте, господа! Думайте и решайте. От вашего решения зависит все! Кто согласен?

Яркое солнце освещало трибуны и лица этих людей, воздух не шевелился, ни дуновения, ни ветерка, ни одна птица больше не издавала своего щебета. Гигантские ветви папоротника нависали над краями амфитеатра, боясь спугнуть тишину, тоже застыли в оцепенении. Казалось, океан, небо и все вокруг на какое-то мгновение замерло, затаив дыхание, и остановилось. И все ждали, что скажут они – ничтожная горстка людей, которая сейчас решала все… И, словно, вздох пронесся в тишине:

– Да!.. Да!.. Да!..

Люди медленно вставали, осознавая, что они делают, они говорили «да», и не осталось ни одно, кто был бы против.

– Чудовищный план! Принято! – произнес Генри, восхищением посмотрев на писателя. А тот уже поднимался к своему ряду, занимая место рядом с Леонидом, с человеком, которому предстояло все это осуществить.

После совета уже там, внизу, писателя догнал старый Ричард:

– Скажите, Юрий… Скажите честно, вы уже дописали эту главу?

Писатель понял его и, подумав, ответил:

– Сказать по правде – нет.

– Что же мешает сделать это? – жестко спросил Ричард. Юрий задумался и честно ему ответил:

– Я не вижу конца. Я не чувствую его. Только верю. Но, наверное, это немало?

– Да, немало, – ответил Ричард. Они пожали друг другу руки и писатель удалился.

– Вот и я не вижу, – пробормотал Уилсон, задумчиво глядя ему вслед…

До конца оставалось две недели – ровно четырнадцать дней. За это время нужно было успеть сделать то, что не удавалось за предыдущие два года, за все тысячелетия, с тех пор, как на небе чьей-то безжалостной рукой были начертаны цифры, которые обозначили роковой день. Иногда Юрию казалось, что они взяли на себя полномочия, на которые имеет право только создатель. Но механизм был запущен, и теперь люди в нетерпении ожидали чудесного спасения. Если оставался шанс, нужно было идти до конца, каким бы он ни был. Слово – «конец» теперь висело в воздухе, и никакой ураган не мог сдвинуть его с места и разогнать черную тучу, которая затмевала весь горизонт там, «наверху», а значит, и здесь, в сердцах людей, в их мыслях и мольбах.

Они не спали трое суток. Иногда роняли тяжелые головы на рабочие столы между приборами и пультами, где на мгновение забывались, но снова и снова искали и ругались, просчитывали и начинали все с самого начала. Теперь Леониду было легче – работа помогала постоянно не думать о Валери, оставляла надежду, и сейчас он был готов на все. А внутренний голос подсказывал, что нужно делать. Вилли его понимал, но совсем не жалел – иногда жалость убивает, а сейчас нужно было собрать всю волю в кулак и бороться с тяжелой задачей и с самим собой. Такая жестокость коллеги и друга иногда помогает и не дает возможность эмоциям победить здравый смысл. Это такие разные плоскости – наши чувства и разум, как разные измерения жизни. И если хватит ума не давать волю своим чувствам, тогда победит разум, как бы ни было тяжело. Поэтому он сутками напролет, в изнеможении, но с надеждой и верой в успех, проводил время здесь, в лаборатории. Наконец, решение приняло свои очертания, оставалось лишь придать ему конечную форму.