Олег Ёлшин - Тейа

– Мне приятно видеть всех вас. Но, сколько мне осталось там?

Все молчали, и никто не решался заговорить.

– Так сколько мне осталось, Генри? – повторил дед. Генри не смог тогда ответить на этот вопрос и промолчал. А дед подтянулся в кресле, посмотрел на свое потомство, на внуков и правнуков и произнес: – Все равно, месяц или день, неделя или год, мои дни – это дни мои, и я должен прожить их в своем времени, сколько бы их не оставалось. Там я полезнее, дети мои, понимаете? Срок мой конечен и предопределен, и оставьте его мне. А все это похоже на эксгумацию, не правда ли?…

Так было тогда, и Генри смог лишь дать всем увидеться с дедом, но сейчас… На этот раз он отправился к нему сам, теперь он был один.

– Дед, тебе осталась неделя. Всего неделя. Сейчас я могу тебе об этом сказать откровенно.

Старый Уильямс потянулся в кресле, которое стояло там, в его далеком времени, посмотрел в окошко на небо, на сонный прибой, который успокаивал вечерние волны океана и спросил: – Ты пришел, чтобы сказать мне только это? Зачем?

Тогда Генри ответил:

– Мы нашли то, что продлит тебе годы и столетия. Нашли эликсир молодости и бессмертия, панацею от всех болезней. И теперь я могу подарить жизнь, вернуть тебя к нам, пригласить в наше будущее. Возвращайся, дед!

А прибой все разбивал неутомимые волны о берег и скалы. Он настаивал, торопил, он отсчитывал волну за волной, растворяя их в желтом песке. Сколько этих волн еще оставалось?

– Милый мальчик, – ответил тот, – если то, что ты говоришь мне, правда, если это не твоя юношеская фантазия,… я готов, – и старик хитро прищурился, – столетия – нет. Но годы или месяцы, какие-то мгновения, не отведенные мне этой жизнью… Я готов ненадолго остаться с вами. Здравствуй, новый век…

Вот когда Генри в первый и единственный раз вмешался в свое прошлое. Чем все это закончится, он не знал, не спрашивал об этом в лаборатории времени, мнение их ему было известно… Только оставил в далеком прошлом записку себе и родственникам. Они прочитали ее и поняли все…

Старому Ричарду было много лет. Если не столетие, то совсем немного отделяло его от этого рубежа. И когда в комнату вошла Валери, взяла в руки шприц и уже хотела сделать укол сыворотки, он понял, что жизнь бесконечна. Если сейчас, в свой последний день или час, он готов так смотреть на женщину, значит, он будет жить! И сколько еще не осталось, он хочет жить и любить, словно, ему еще нет и пятидесяти… Нет – сорока!.. Двадцати. Потому что душа не покидала этой земли и стремилась познать все то, что не успела за прожитые годы долгой, далекой, теперь уже прошлой жизни…

Так на острове появился еще один гражданин, еще один житель, который не стремился подняться туда, «наверх», получая все радости от этого места здесь, в миллионах годах «позади». И как удивительно, как чудесно было наблюдать, когда шел по пляжу великий старец – человек, который помолодел на десятки лет, а жизнь и желания были с ним, были его прошлым и будущим…

И снова корабли – плавучие острова и дворцы выныривали из пучины времени, приближаясь к маленькому островку в океане прошлого. Снова встреча великих и сильных мира сего проходила у Генри на вилле. У Генри и у Ричарда. Некоторые из гостей хорошо помнили старика, и рады были пожать эту благородную руку.

– Ричард, старина, ты снова с нами? – воскликнул пожилой господин без галстука, отводя его в сторону.

– Сколько времени прошло с нашей последней встречи – лет двадцать? – изумлялся он, глядя на Ричарда.

– В гробу я видал ту последнюю встречу, где тогда и находился, – засмеялся Ричард, пожимая ему руку. Потом прищурился и хитро посмотрел на собеседника:

– А я помню ты, старый сыч, даже слезы не проронил!

Человек без галстука опешил, вспоминая тот день, и на мгновение замер. Но, снова заговорил:

– Все шутишь, совсем не изменился! Выглядишь на бодрый полтинничек. Сколько тебе сейчас?

Ричард с удовольствием затянулся сигарой, выпустив колечко дыма. И вообще, теперь он все делал с удовольствием.

– Сколько мне сейчас? – повторил он. – Черт его знает, сколько! Знаешь, когда Генри приволок меня на остров, я думал, что мне уже лет двести – и ничем не удивишь. Но потом…, ты только послушай, старина…, когда вошла в комнату молоденькая девчонка с зелеными глазами, взяла в руки шприц и уже хотела сделать укол… Эта крошка держала мою руку, а я смотрел в ее зеленые глаза… Тогда и понял, что мне… не больше ста!

– Ха-ха-ха! – и они громко засмеялись на всю просторную залу.