Роджер Желязны - Кладбище сердца

— Знаю, — отозвался Мур, потирая замерзшие пальцы. — Наполеон однажды сжег часть этого города.

Юнгер коснулся шляпы кончиками пальцев.

Мур огляделся. Диковинный градостроительный ансамбль окружал Площадь: некое госучреждение, дитя функциональной архитектуры, возносило к небу сверкающие клетки этажей, доминируя над окружающими постройками с запланированным самодовольством; черным зеркалом вырастала стена какого-то агентства, днем превращавшегося в блестящий аквариум, выставляя прохожим на обозрение суету натренированных служащих; напротив одинокая луковица церковного купола, помолодевшего в безмолвном полумраке, устремляла свой острый шпиль в небо, словно собираясь улететь вслед за воздушными кораблями, чьи огни по-прежнему двигались меж звезд, — и Мур подул на пальцы, засунул руки в карманы.

— Да, народы воевали, — сказал Юнгер. — Гремели пушки. Лилась кровь. Умирали люди. Но мы пережили это — слово за словом перейдя через шаткий Шинват note 16. И вот в один прекрасный день мы здесь. Мир. И прошло много времени, прежде чем это заметили. Мы до сих пор не знаем, как это у нас получилось. Постоянные отсрочки и короткая память, наверное, — люди 24 часа в день заняты другими делами. А теперь воевать не из-за чего, все пользуются плодами мира, и у всех полные руки этих плодов. Все, что захочешь. И еще больше. У всех полные руки, — размышлял он, — и полные умы, и столько этих плодов расплодилось! Каждый месяц выпускается новая версия, лучше старой, этакая гонка технологий. Они поглощают наши умы, занятые их поглощением…

— Мы можем уйти в леса и жить на деревьях, — предложил Мур, жалея, что ему не хватило времени сунуть в карман костюмный термостат с батарейкой.

— Мы многое можем и, наверно, когда-нибудь так и сделаем. Думаю, со временем мы можем кончить в лесах.

— Тогда пойдем во дворец, пока время еще не вышло. Я замерз.

— Почему бы нет?

Они поднялись, направляясь в обратный путь.

— Для чего вы вообще вступили в Круг? Чтобы протащить свое недовольство через века?

— О, сынок, — поэт хлопнул Мура по плечу, — я просто аудитория в поисках представления.

После этого Муру потребовался целый час, чтобы согреться.

Автомат вежливо прокашлялся и сообщил:

— Сейчас начнется посадка на Оаху, лаборатории «Аква».

Пояс выполз Муру на колени. Мур застегнул его.

Неожиданно для себя он попросил: — Повтори последнее стихотворение из «Зубила».

— «Грядущее, не будь нетерпеливо», — объявил голос.

Когда-нибудь, быть может, — не сейчас.

В один прекрасный день, никак не раньше.

Человек — млекопитающее, возводящее монументы.

Не спрашивайте, как и для чего!

Муру припомнилось описание Луны, данное Леотой, и он чувствовал ненависть к Юнгеру все 44 секунды посадки. Он не знал точно, почему.

Он стоял у трапа «Девятки» и ждал, пока подойдет невысокий улыбающийся мужчина в пестрых тропических одеждах. Они автоматически пожали друг другу руки.

— …Очень приятно, — говорил встречавший, назвавшийся Тенгом, — и вы здесь едва ли что-нибудь узнаете из прежнего. Мы стали ломать голову, что же вам показать, сразу после звонка с Бермуд. — Мур сделал вид, что знает о звонке. — Мало кто помнит свою бывшую фирму через столько лет!

Мур улыбался, шагая в ногу с ним в сторону обрабатывающего комплекса.

— Да, стало любопытно, — соглашался Мур, — как все это теперь выглядит. Мой старый офис, лаборатория…

— Их, конечно, уже нет.

— Наша первая тандем-камера с широкотурбинными инжекторами…

— Естественно, реконструирована.

— А большие старые насосы…

— Блестящие и новые.

Мур повеселел. Солнце, которого он не видел несколько дней/лет, приятно грело спину, но еще приятнее оказалось войти в здание с кондиционерами. Была своя особая красота в функциональной компактности аппаратуры — Юнгер, возможно, назвал бы это иначе, решил он, но для Мура это была красота. Он на ходу гладил рукой кожуха устройств, в конструкции которых некогда было разбираться. Он стучал по трубопроводам и заглядывал в печи, где перерабатывалась псевдокерамика; он важно кивал и делал паузу, чтобы раскурить трубку, всякий раз, когда спутник спрашивал его мнение о какой-нибудь детали, чересчур совершенной для того, чтобы Мур мог иметь о ней собственное мнение.

Они поднимались по трапам, забирались в полости огромных резервуаров, похожие на храмы, шли коридорами, на стенах которых мелькание безмолвных огоньков отображало ход невидимых процессов. Изредка им попадались операторы у пультов аварийного управления — они смотрели телепрограммы или читали романы на своих портативных экранах. Мур пожимал руки и забывал имена.