— Увы, бедный Юнгер, — сказала она без выражения. — Когда-то я хорошо его знала.
Дождь продолжал падать, а танцоры кружились по залу, словно фигурки в любительском кукольном театре.
— Вот они! — крикнул человек в малиновом хлопающем плаще, не из членов Круга. — Спускаются!
Все, кто был еще вменяем, смотрели верх, и дождь лил им в глаза. В безоблачной зелени плыли три серебряных дирижабля.
— Они пришли за нами, — заметил Мур.
«Они сделали это!»
Музыка на мгновение замерла, словно маятник в высшей точке. И заиграла снова.
«Доброй ночи, леди, — выводил оркестр, — доброй ночи, леди…»
— Мы спасены!
— Поедем в Юту, — его глаза были влажными, — у них там нет моретрясений и цунами.
«Доброй ночи, леди…»
— Мы спасены!
Она стиснула его руку.
«Весело мы кружимся, — ликовали голоса, — кружимся, кружимся…»
— Кружимся, — сказала она.
— Весело, — подтвердил он.
«Над глубоким морем!»
Месяц Круга спустя после величайшего происшествия в истории Круга, едва не положившего ему конец (другими словами, в лето господне и президента Кэмберта 2019-е, через двенадцать лет после моретрясения), члены Круга Мур и Леота (урожденная Лахезис note 15) стояли на ступенях Дома Спящих на Бермудских островах. Было почти утро.
— Я верю, что люблю тебя, — проговорил он.
— К счастью, для любви не требуется вера, — ответила она, прикуривая сигару от его огня, — потому что я не верю ни во что.
— Двадцать лет назад я встретил на балу прелестную женщину и танцевал с нею.
— Пять недель назад, — поправила она.
— Я спрашивал себя, захочет ли она когда-нибудь покинуть Круг, вновь стать человеком и возложить на себя бремя земных тягот.
— Я часто спрашивала себя о том же, — сказала она, — в минуты скуки. Она не захочет. По крайней мере, пока не станет старой и уродливой.
— Значит, никогда, — он грустно улыбнулся.
— Вы очень любезны. — Она направила струю дыма к тропическим звездам, коснувшись рукой холодной стены здания. — Однажды, когда люди перестанут на нее оглядываться кроме как для того, чтобы сравнить ее с какой-нибудь кудрявой девочкой из далекого будущего, — или когда изменятся стандарты красоты, — тогда она пересядет с экспресса на местный поезд и позволит остальному миру ее обогнать.
— И на какой бы станции она ни вышла, она всегда будет одна в чужом городе, — закончил Мур. — Кажется, что мир перестраивают ежедневно. Я встретил однокурсника на вчерашнем приеме — то есть прошлогоднем, — и он обращался со мной так, словно годится мне в отцы. Через каждое слово повторял «сынок» да «малыш» — и он вовсе не пытался шутить. Это соответствовало тому, что он видел перед собой. Он испортил мне аппетит.
— Ты понимаешь, куда мы движемся? — сказал он в спину Леоте, обернувшейся к спящему саду. — Прочь! Вот куда. Мы никогда не сможем вернуться! Мир уходит от нас, пока мы спим.
— Это придает чувствам свежесть, не правда ли? — не сразу ответила она.
— И возбуждает, и внушает благоговение. Я имею в виду отсутствие привязанностей. Все вокруг сгорает. Мы остаемся. Ни время, ни пространство не имеют над нами власти, пока мы сами того не пожелаем.
— А я не желаю быть привязанной, — объявила она.
— Ни к чему?
— Ни к чему.
— Представь, что это все одна большая шутка.
— Что именно?
— Мир. Представь, что все мужчины, женщины и дети погибли в прошлом году при нашествии существ с Альфа Центавра, все, кроме замороженных в Круге. Представь какую-нибудь суперэффективную вирусную атаку…
— В системе Центавра нет жизни. Я вчера об этом читала.
— Хорошо, откуда-нибудь еще. Представь, что все останки и все следы хаоса вымели, и тут один пришелец указывает плавником на это здание. — Мур дотронулся до стены. — И этот пришелец говорит: «Эй! Да тут мороженые аборигены! Спросите у социологов — подержать их на льду или можно выбрасывать, пусть гниют?» Подзывают социолога, чтобы осмотреть нас и наши ледяные гробы, и он решает: «А что, из этого может выйти неплохая шутка и статья на дюжину страниц для журнала. Давайте их разбудим, и пусть думают, что все идет как раньше до вторжения. Если верить данному расписанию, все их действия распланированы заранее, так что сделать это нетрудно. Заполним их балы симулякрами с записывающей аппаратурой и будем изучать поведенческие реакции. Будем помещать их каждый раз в другую обстановку, и они припишут это прогрессу. Переберем так все возможные ситуации. А когда закончим, в любой момент можно будет закоротить таймеры и оставить их в холодильниках навсегда, или выкинуть наружу, пусть гниют».
Читать дальше