Сэнди Митчелл: За Императора!

Единственным лучом света в этом темном царстве оказался капитан Пайрита, который командовал этим кораблем последние тридцать лет и с которым мы подружились с первого совместного ужина. Я уверен, что пригласил он меня исключительно по требованиям протокола и, возможно, из любопытства — посмотреть своими глазами на то, что представляет из себя во плоти Герой Империума, но уже к середине ужина мы болтали как старые друзья. Я рассказал несколько вопиющих небылиц о моих прошлых приключениях, на что он ответил взаимностью, рассказав пару собственных историй, и, к тому времени как подали амасек, я расслабился, как никогда за последние месяцы. К тому же он по-настоящему понимал проблемы, с которыми я сталкивался в связи с Кастин и ее сбродом.

— Тебе стоит заново утвердить хоть подобие дисциплины, — сказал он, хотя мне не нужно было об этом напоминать. — Пока моральный упадок не распространился еще дальше. Пристрели нескольких, это поставит мозги на место остальным.

Легко сказать, да сложно сделать. Надо признать, большинство комиссаров именно так и поступили бы, но, когда воинская часть объединена вокруг страха и ненависти к тебе, это чревато рядом проблем, особенно когда ты вскоре оказываешься с ними на поле боя и внезапно понимаешь, что у каждого из них в руках ружье. И, как я уже сказал, у меня сложилась определенная репутация, которую необходимо было поддерживать, то есть в основном делать вид, что мне не наплевать на солдат под своим командованием. Так что расстрелы отпадали, к сожалению.

И как раз когда я возвращался с одного из таких приятных застолий в свою каюту, произошло то, что все-таки вынудило меня применить свои полномочия, без чего я был бы рад обойтись.

Меня сразу же насторожил звук — постепенно нарастающий гомон голосов, доносившийся из коридоров, ведущих в нашу секцию корабля. Благодушное настроение, навеянное амасеком, которым угощал Пайрита, и легким выигрышем у него же в регицид, мгновенно испарилось. Этот звук мне был знаком слишком хорошо, и лязг сапог отряда военной полиции за моей спиной, совершающего марш-бросок к источнику беспорядка с шоковыми дубинками наготове, вполне подтвердил мои опасения. Я ускорил шаг, чтобы присоединиться к ним, заняв место в строю рядом с командиром группы.

— Похоже на бунт, — сказал я.

Голова в шлеме с непрозрачным лицевым щитком согласно качнулась:

— Так точно.

— Есть подозрения, что его вызвало?

Не то чтобы это имело какое-то значение. Медленно кипевшее негодование среди вальхалльцев было уже достаточной причиной. Но даже если у него были какие-то предположения, я так никогда их и не услышал: когда мы подошли к дверям столовой, об его шлем ударилась и разбилась керамическая чашка с гербом 296-го соединения.

— Кровь Императора! — Я рефлекторно пригнулся, укрывшись за ближайшим предметом мебели, чтобы оценить обстановку, пока полиция с трудом пробиралась вперед, молотя дубинками по всем, подвернувшимся под руку.

Мои подопечные представляли собой кучу-малу из разозленных мужчин и женщин, пинающих и молотящих друг друга, послав в ад всякое подобие дисциплины. Некоторые уже лежали, истекая кровью и вопя, затаптываемые теми, кто еще стоял на ногах, — количество жертв росло на глазах.

Наиболее ожесточенной драка была в центре столовой, где сплелись в тесный клубок те из драчунов, кто явно намеревался довести дело до убийства. Ну и ладненько, по мне, вот для этого-то и нужна военная полиция. Наблюдая, как они пробиваются вперед, я присел на корточки за перевернутым столом, осматривая помещение и передавая Кастин отчет о ситуации по воксу. В центре схватки оказались два бойца, равных, на мой взгляд: бритоголовый мужчина, с мускулами как у катачанца, возвышался над жилистой молодой женщиной с коротко стриженными волосами цвета воронова крыла. Его преимущество в силе она восполняла ловкостью, нанося мощные удары и отпрыгивая назад, сводя большинство его атак к скользящим ударам, что было для нее весьма кстати, потому что прямой удар его кулака — размером с окорок — с большой вероятностью проломил бы ей грудную клетку. Я наблюдал, как он крутанулся, целя ей в висок носком ноги; она чуть опоздала пригнуться и растянулась на полу, схлопотав удар в макушку, но тут же ухитрилась вскочить на ноги, сжимая в руке столовый нож. Она ударила, метя в грудину, но он прикрылся правой рукой, на которой остался длинный багрово-красный разрез.

Примерно в этот же момент дела пошли по-настоящему плохо. Полицейские проделали почти половину пути до эпицентра, когда сражающиеся стороны, наконец, осознали, что у них нашелся общий враг. Молодую женщину с разбитым в кровь носом полицейские бесцеремонно оторвали от мужчины, которому она метила в пах ногой. Ее удар локтем бессильно ткнулся в бронированный нагрудник, но былой противник бросился на ее защиту и, коротко размахнувшись, полоснул осколком тарелки в сочленение, где шлем соединялся с броней. Смертельно точно. Яркий поток карминово-красной артериальной крови забрызгал окружающих, привлекая их внимание к происшедшему, а зарубленный полицейский упал на колени, стараясь сдержать кровотечение.