Джон Райт - Золотой век

— Скажите мне правду! — потребовал Фаэтон, наступая на старика.

— К счастью, эта роща и даже прилегающая к ней воображаемая территория принадлежат мне и не являются частью празднований, а потому я могу просто выкинуть тебя отсюда, вот и все!

Он захихикал и махнул посохом.

Старик и роща исчезли. Фаэтон стоял на залитом солнцем склоне холма, отсюда ему были видны сияющий дворец и сады, где проходили празднования. С дальних башен доносились звуки музыки.

Он оказался в первом дне празднований, в самом его начале. Старик отключил свою рощу от сенсоров Фаэтона, вернув его тем самым к установкам по умолчанию. Невиданная грубость! Правда, не исключено, что это позволяется довольно мягким протоколом и правилами празднований.

На мгновение Фаэтона охватила волна холодного гнева. Он даже удивился силе собственных эмоций. Обычно он не был таким раздражительным. Или был?

Наверное, самое разумное просто забыть о случившемся. На празднике достаточно развлечений и радостей, чтобы не думать об этом.

Но… в отличие от всего того, что он видел вокруг себя, это происшествие было реальным, а потому его любопытство разгорелось, и даже гордость была задета. Он должен разобраться!

Фаэтон коснулся пальцами глаз и включил повтор. Снова была ночь, он снова был в той роще, но совсем один. Старик то ли ушел, то ли прятался за сенсорным фильтром Фаэтона.

Фаэтон снова поднял руки, уменьшил уровень фильтра и открыл доступ для всех ощущений вокруг. Теперь он мог видеть «реальность» без буфера-интерпретатора.

Внезапно нахлынувший грохот музыки и шум рекламы заставили его вздрогнуть.

Огромные рекламные панели и баннеры с незатейливыми роликами висели или плавали в воздухе. Они светились и переливались всеми цветами радуги, один ярче другого, картинки и изображения на них казались одна другой лучше, ошеломительнее, привлекательнее. Некоторые имели устройства, способные воздействовать на мозг напрямую, если был открыт доступ.

Как только взгляд Фаэтона был замечен (возможно, они зарегистрировали движение глаз и расширение зрачка — а такая информация хранилась в открытом домене), они свернулись и бросились к нему, обступили, принялись наперебой уговаривать его попробовать один разок бесплатный образец лучших стимуляторов и добавок, ложных воспоминаний, программ и мыслительных схем. Они галдели, как рассерженные чайки или как голодные дети в какой-нибудь исторической драме.

Однако хуже всего была музыка. Невдалеке, на склоне холма, группа людей из Красной манориальной школы проводила праздник шумов, Вакханалию, нечто вроде праздника симфоний. На другой стороне холма свободные парциалы Психоасимметричной школы островной композиции проводили шумовую дуэль. От их экспериментальной инфра- и ультразвуковой 36- и 108-тональной музыки у Фаэтона застучали зубы. Они не пытались приглушить звук ради тех, кто не разделял их пристрастия к пространственным дифракционным модификациям, к их своеобразным субъективным временным вариациям или еще более своеобразным эстетическим теориям. А зачем? Любой цивилизованный человек имеет доступ к фильтрам ощущений, чтобы блокировать или приглушить шум.

Белоголового человека нигде не было видно. Может быть, он был всего лишь проекцией или вымыслом, частью художественного замысла рощи?

Фаэтон мог видеть все вокруг, несмотря на вспышки и сияние прозрачной рекламы. Деревья были посажены далеко друг от друга, кустов не было вовсе. Скрыться старику было абсолютно негде, если только он не спрятался за ходячим айсбергом, что возвышался над побегами винограда недалеко от Фаэтона.

Фаэтон снова поднес руки к лицу и вернул на место фильтры ощущений.

Вокруг снова разлились тишина и покой. То, что он видел сейчас, возможно, не соответствовало действительности, зато в роще стояла тишина, лунный свет проникал сквозь отливавшую серебром странную листву деревьев и опадавшие лепестки цветов. Программа вычислила, как выглядело бы это место (звуки, ощущения, запахи), если бы отсутствовали все раздражающие факторы. Представленное было очень близко к реальности, это называлось «Поверхностной виртуальностью». Разум машины, создававший иллюзию, был в миллион, а то и в миллиард раз быстрее, чем человеческий, он методично учитывал изменения и устранял все нежелательные ошибки.

В ушах все еще звенело, перед глазами мельтешили расплывчатые разноцветные блики. Он мог бы просто подождать, пока звон в ушах прекратится сам собой, зажмуриться, чтобы восстановилось зрение, но он не мог терять время: человек, которого он искал, наверняка успеет убежать. Он дал сигнал глазам приспособиться к ночному освещению, а ушам — восстановить восприятие.