Вячеслав Солопов - LIBERTÉ

***

Уже лёжа в слишком широкой для меня кровати, совсем не способствующей, на мой взгляд, тому, чтобы отходить ко сну в одиночестве, я перебирал в памяти отдельные моменты наших сегодняшних встреч с Алитой. Временами блаженно улыбаясь собственным мыслям, а иногда в тревожном волнении думая о взаимности чувств. Впереди всего лишь два дня, а затем каждый из нас отправится к месту проведения своего отдыха. Слепая случайность что на миг свела нас вместе, теперь разлучит навсегда. От горьких мыслей становилось не по себе. Должен существовать какой-то выход. Возможно, следует открыться в том, что я испытываю к ней? Но что она подумает обо мне? Скоропалительность моих чувств может её отпугнуть, но разве лучше промолчать и потом весь остаток жизни корить себя за упущенный шанс? Потерять любимого человека из-за страха быть отвергнутым или показаться смешным? Глупо, всё так глупо! Конечно же, раз я люблю её, то, несомненно, должен открыться ей, а дальше пусть она решает, как надлежит поступить с моим чувством. Приняв такое решение, я начал было думать о том, что может случиться дальше, если Алита признается, что также любит меня. Помнится, моей последней мыслью была: «Интересно как отреагирует моя маменька, когда узнает, что её невесткой окажется баронесса», – но на этом, не дав полной воли пробудиться доселе дремлющему во мне честолюбию, я заснул.

Поутру мой пыл не иссяк. И хотя разрозненные и противоречивые мысли всё ещё витали в голове, ближайшие возможные перспективы виделись уже не в столь радужном свете, нежели чем совсем недавно. Даже если Алита ответит взаимностью на моё чувство, что я смогу ей предложить? Выйти замуж и отбыть вслед за мной к месту службы на далёкий аванпост? На ближайшие десять лет обречь себя на добровольные скитания из одной системы в другую? Бросить благородную родню и влиться в дружную семью Федерации? Во имя чего? Или же я, по её представлению, должен буду предать свою родину ради любви? Данный вариант совершенно невозможен, а если так, то вправе ли я просить её поступить таким образом? Да и вообще, каково моё место в их наследной иерархии? Боюсь себе даже представить. Сомневаюсь, что подобный мезальянс приемлем для самой Алиты, не говоря уже о её знатном родителе.

И тем не менее несмотря ни на какие преграды я был полон решимости действовать в соответствии с принятым вчера планом. Я обязан сказать Алите о том, что люблю её, быть честным с нею и принять её ответ как должное, каким бы горьким он ни был.

Во время завтрака Алита заметив моё подавленное состояние, справилась о том нездоровиться ли мне. В ответ я заверил её в своём отличном здравии и попросил ненамного повременить с посещением магазинов, совершив вместо этого небольшой променад на прогулочной палубе. Алита легко согласилась с моим предложением, не выказав никакого удивления или недовольства.

Херминия дипломатично отстала от нас, предоставив возможность побыть вдвоём. Мы не стали останавливаться у первой попавшейся нам скамьи и прошли почти до самого выхода с палубы, не дойдя, наверное, шагов пятидесяти до следующей двери, ведущей, как я помнил, к спортивному залу и бассейну. Остановив свой выбор на достаточно уединённой от посторонних глаз и утопающей в цветущей зелени беседке, показавшейся как можно лучше соответствующей намеченной мною цели, я предложил своей избраннице присесть.

До нашей встречи у меня уже имелся небольшой и весьма односторонний, можно даже без особого преувеличения сказать узкоутилитарный опыт общения с противоположным полом. Часто для быстротечных, необременительных отношений с моими знакомыми девушками вовсе не требовалось никаких признаний, и раньше мне никогда не доводилось испытывать такого душевного смятения и нерешительности. Собравшись с силами, я начал было говорить, но слова давались с необычайным трудом, то и дело я сбивался, подспудно ощущая, что говорю не то, не о том и не так. Лепетал что-то про гигантскую пропасть, разделяющую нас, сердечные муки, родственные души и прочее такое же неизменно сентиментальное, избитое и глупое. Алита со стоическим спокойствием сносила мои сумбурные речи. Ни разу не прервав меня она, глядя вниз, мило склонила свою головку слегка в сторону и острым узким носком туфельки вычерчивала на пластиковой дорожке одной ей зримые фигурки. Её точёный профиль не выражал абсолютно ничего. Тщетно я силился проникнуть сквозь бесстрастную непроницаемую маску и понять, какие мысли витают в её голове. Мой косноязычный затянувшийся монолог прервала раздавшаяся со стороны двери нечленораздельная речь, звучащая неподобающе громко для места умиротворённого отдохновения. Затем послышался приближающийся тяжёлый топот. Уже знакомая мне гримаса раздражения возникла на лице Алиты. Решительно поднявшись, она вышагнула из укрывавшей наш приют листвы и в негодовании вскричала на своём родном языке. Не отставая ни на шаг, я тут же последовал за Алитой. Коммуникатор послушно, как всегда, без эмоционально перевёл: