Кто-то из мужчин крестился, Яцко скорчился, закрыв уши, Тамара отвернулась, держала ладонью рот. Приветливые лучи солнца окрашивали наши рожи всеми оттенками синего.
— Второй давай, Толян! Глуши гниду...
— Светает, ребята!
— Это идиотизм, детские игры... — задушенно бухтел Мартынюк.
Григорий ворочал головой, отыскивая в небе подозрительные шарообразные предметы. Стеклянной стены пока не предвиделось. Она зарождалась уже, но далеко, пока не набрала скорость и мощь. Спортивный Толик азартно подпалил вторую кляксу. Хлопья черной сажи кружили в воздухе смерчем, оседали на его светлой майке. Второй люк выкинул ложноножку, заставив всех нас попятиться, вспыхнул разом, издав такое же жалобное пиликанье.
— На кой черт связались? Я же говорил, не трожь говно, оно... — прикрывая нос платком, забубнил мне в ухо Комаров.
Он меня и отвлек. Самую капельку отвлек, но еще бы капельку — и конец Белкину. Я успел упасть, потому что. Сработал винтик в мозгах, палочка-выручалочка, наследие Афгана. Щелк — и повалился в травяной некрополь.
Выстрелил третий люк, дальний.
Клякса вздыбилась, выпустила тугую ложноножку, стремительно, как язык хамелеона. Со свистом разрезав воздух, в десяти сантиметрах надо мной пронеслось тугое тело, громадная столовая ложка... Сплющившись, ложка ударила в прутья ограды; спиной и боком я почувствовал, как вздрогнула почва вырвались стальные основания, вбитые в цемент. Комаров повалился в другую сторону. Дважды выстрелило ружье.
— Держи его, держи!
Орал Жан. Долгую секунду я смотрел вверх, на разорванные прутья ограды. То, чем ударил люк, обладало чудовищной силой. Кто-то причитал, невнятно и глухо, словно набрав в рот земли. Стоило приподняться, как в ухо, словно пушечное ядро, воткнулось. Мужской ботинок. Я даже не успел отклониться. Раскровил ухо, по шее потекло. Ботинок Яцко, маленького нескладного Яцко.
Самого Яцко волокло за ноги, трепало из стороны в сторону; тщедушный Вениамин успел вцепиться обеими руками в прутья ограды, его рожица превратилась в сплошной рот, спина изогнулась вопросом. Ложноножка вздулась бицепсом, звенящей аркой над дорогой, она не обвивала ноги Яцко, как змея, хотя многие потом рисовали картину нападения именно так. Ложноножка натянулась на голени человека, она впитывала его, как раструб хищного хобота. Псевдохобот влажно блестел, на его поверхности проявлялся матовый рисунок, вроде паркета елочкой.
— Ааа-аа!!!
Григорий стрелял с колена; бесполезная трата зарядов. Пуля чмокнула, пробив псевдоконечность насквозь, не причинив вреда, разбила стекло в далеком окне.
— Да помогите же ему! — орала Тамара, заламывая руки.
Крик задохнулся, точно выключили звук. Яцко пролетел по параболе, размахивая руками, он вопил так что, наверное слышали во всем поселке. Мне пришло на ум дикое сравнение со спиннингом. Несчастного точно подцепило на крючок, втянуло в люк одним мощным рывком, и сразу стало тихо. Тварь на противоположной обочине не шевелилась, не издавала ни звука, она выглядела точно так же, как и раньше, — плоская черная пленочка, размазанная по пыльной дороге.
Тонкая пленочка, куда поместился целый человек, живой человек. Какой же глубины шахта размещалась под?
— Получай, гадина!! Аааа!!! — Толик подхватил баллон, Жан — палку с привязанной горелкой, оба взбесились.
— Не подходите! — заквохтала тощая жена.
— Стойте, не надо! — Я представил, как по ту сторону аллейки, за оградкой, шипят и пищат от боли еще несколько люков. Если они разом вытянут лапы, нам конец...
Но случилось все иначе.
Парни сожгли третью кляксу, очень быстро, как и первых две, однако. Однако тело несчастного квартиранта Зинчуков клякса не отдала. Ни одежды, ни костей. Несколько секунд гулко бесилось пламя, порхали чадящие ошметки, будто жгли покрышки, вот.
А мы сидели в канаве, обессилев от крика, и не отводили глаз. Люк сгорел, оставив после себя пепельный струп.
Земля едва заметно вздрагивала. Из трех воронок на дороге струился тошнотворный дымок. Сбоку закурил Комаров. Он свернул бумажный кончик сигареты фитильком, чтобы пересохший табак не высыпался.
— Кранты, — подвел итог сержант. — Вот и сходили за водой. Нам всем кранты...
Я покосился на его обглоданные ногти и вдруг отчетливо понял, что если этому человеку дать волю, то действительно наступит конец. Комаров ушел за кромку и тянул всех нас туда же. И он был не один; таких же, с потухшими глазами, ополоумевших от наплыва впечатлений, у нас набиралось полподвала.
Читать дальше