Как прав был Пуффи! Страх сковал мои члены, стал непреодолимым барьером. Казалось, что никакие силы не смогут меня толкнуть в зловеще мерцающую воду. Закат выдался необыкновенно пышным, Лагуна трепетала, впитывая в себя последнее тепло и щедрые краски уходящего солнца.
— Прыгай, Ив! Ты же говорил мне, что мы с тобой хозяева Лагуны, а не тот похожий на осьминога пришелец. Двигай задними ластами, Ив!
И я прыгнул в прохладную воду.
ВЕСЕЛЫЕ СВАДЬБЫ ИГРАЮТ НА ФИДЖИ
Этого еще не бывало: Тосио проснулся от ярких солнечных лучей, ударивших в лицо. Обыкновенно его будил Джон за десять минут до рассвета. Вот он сейчас стоит на полированной полке для книг и как ни в чем не бывало улыбается своей вечной улыбкой, покачивая головой. Джон — универсал: он еще и часы, и каждый кивок его головы — секунда, ушедшая в вечность. Часы без стрелок в руках Джона показывали шесть часов двадцать минут.
Тосио уже вскочил, словно его подбросило пружинами, и первым делом раздвинул створки седзи — деревянные рамы, затянутые матовой бумагой, и в его жилище ворвался поток прохладного бриза. Седзи носили универсальный характер: выполняли функции стены, окна и дверей. Затем Тосио шагнул на зеленый пружинящий мат, покрывающий бетонную площадку перед домом, и стал проделывать гимнастические упражнения, недовольно поглядывая на Джона. Собственно, Джон здесь был ни при чем, он только преобразовывал электрические импульсы в звуковые колебания, которые получал от компьютера со второго этажа, и крохотную частичку своего электронного мозга уделял тому, чтобы человек, живший этажом ниже, не нарушал биоритмы, записанные в его генетических часах. Сегодня перед рассветом пришлось заменить целый блок в системе памяти, поэтому человек встал позже на пятнадцать минут. Компьютер ответит устами Джона, если его спросят о причине вопиющего нарушения распорядка дня, но человек уже вошел в ритм бодрствования, выполнил набор упражнений, заставивших кровь быстрее проникать в сокровенные уголки его сильного тела, вселяя в него бодрость и радость жизни. Осталось последнее из гимнастического ритуала — плавание, и он, разбежавшись, взлетел в воздух, описав плавную кривую, пробил упругую поверхность воды и уже плыл среди причудливого леса водорослей, кораллов, врезаясь в пестрые стаи рифовых рыбок; они его не боялись, давно убедившись, что это темное шумное существо не опасно.
Тосио плыл с открытыми глазами, любуясь пробуждением Лагуны. Солнечные лучи еще падали косо и, рассеиваясь в толще воды, создавали матовый полусвет. В чаще гигантских ламинарий таился полумрак, не менее опасный, чем кромешная ночная тьма; там еще вспыхивали голубые и зеленоватые огоньки креветок, крохотных кальмаров, осьминогов, а может быть, и чудовищ куда пострашней, поднявшихся из глубин на ночную охоту и запоздавших покинуть риф. Туда Тосио не подплывал. Он прошел метров двадцать, не погружаясь в глубину, шумно вынырнул на поверхность и поплыл, взбивая ногами бурун пены. Подплыв к нижней площадке бетонного трапа, он с ходу выскочил на нее и остановился, тяжело переводя дух. Ежедневно его утреннее купание проходило в обществе дельфинов, надежно его охранявших. Подплыв к трапу, он, не выходя из воды, по обыкновению, несколько минут разговаривал со своими друзьями, делился с ними планами на день. Вчера пришло распоряжение послать дельфинов на соседнюю тунцовую ферму, вокруг которой бродили белые акулы. Тосио, проделывая дыхательные упражнения, чувствовал себя одиноким; он так свыкся с шумной веселой семьей Матушки Симы. К тому же каждое утро он получал от нее на завтрак устриц, гигантских креветок, рыбу. «А сегодня у меня только что-то из консервов», — подумал он, поднимаясь по трапу.
Тосио ошибся: в холодильнике оказалось только несколько банок сока манго, а есть хотелось необыкновенно, он даже почувствовал болезненный спазм в желудке. Пришлось еще раз опуститься в Лагуну. Недалеко от причала, с южной стороны, находилась небольшая колония морских гребешков. Тосио взял сетку и электрический гарпун на тот случай, если подвернется небольшая рыба
— как раз на завтрак. Рыбу ему подстрелить не удалось: вокруг вертелась только мелочь вроде рифовых рыбок.
«Наверное, на сетке с прошлого раза осталась слизь и кровь от тунца», — подумал Тосио, наблюдая за осмелевшими рыбками-бабочками. Морские гребешки, как только на них ложилась тень или они ощущали движение воды, мгновенно сжимали створки раковин и, используя реактивную силу вытолкнутой воды, отлетали в разные стороны, поднимая песчаные облачка. Все же Тосио удалось сунуть в мешок пару гребешков — вполне достаточно для скромного завтрака, а Тосио ел мало. Но тут он заметил голотурию, притаившуюся среди ветвей кораллового куста, и потянулся к ней рукой. Морской червь, почувствовав опасность, применил единственную свою защиту — выбросил все свои внутренности; обыкновенно подводный хищник набрасывается на них и медленно погибает жалкой смертью — внутренности ядовиты. Такая операция не причиняет никакого вреда голотурии, внутренности вырастают снова. На этот раз враг оказался разборчивее: он, не посмотрев на приманку, сунул выпотрошенную голотурию в сетку.
Читать дальше